Рик отвечает за обоих:

— Ничего не нужно, спасибо.

— Не за что. Обращайтесь, если передумаете.

Я начинаю подбрасывать в огонь поленья, а Рик склоняется к Миранде и продолжает беседу, словно меня тут нет.

— Ты видела, как она на меня посмотрела, когда я заговорил с Лиз об акциях? Взглядом чуть дыру в рубашке не прожгла.

— Да уж. — Миранда сжимает пальцами виски. — Рик, чем ты думал? Ева четко дала понять…

— Да-да… — Рик ерошит короткие волосы, с досадой качает головой. — Просто меня взбесило ее поведение. Делает вид, будто понимает Лиз лучше других. Какого черта! Я знаком с Лиз не меньше, чем Ева. Мы отлично ладили, пока гром не грянул.

— Да что стряслось-то? — спрашивает Миранда. — Я тогда еще не работала, не в курсе.

— А ты представь, что в то время мы совсем не имели капитала. Первые полгода трудились, считай, бесплатно. Никому из нас не платили. Эллиот не парился, он, по-моему, вообще деньги не тратил бы, если бы Тофер не заставлял. Эллиот еще со школы такой. Зато остальные переживали. Ева проматывала свои модельные сбережения как ненормальная. Тофер окончательно достал родителей, те лишили его содержания, и он кантовался у старых школьных друзей. Я днем работал в крупной аудиторской компании, а ночью в «Снупе» — и выгребал остатки кредитного лимита в банке. А Лиз была просто секретарем, откликнувшимся на онлайн-объявление, и с радостью пахала за мизерную зарплату. Одевалась не лучше, чем сейчас, как мормонская жена, но работала хорошо и не устраивала истерик по поводу паршивого съемного офиса без кондиционера, да еще и в Саут-Норвуде.

— Я не об этом спрашиваю. Как получилось, что от нее зависит…

— Я к тому и веду. За две недели до запуска у нас закончились деньги. Совсем. Мы оказались на мели — на полной мели — и без единой перспективы. Кредитки, овердрафты, друзья, родственники — все было выжато досуха; тем не менее, чтобы остаться на плаву, требовалось еще десять тысяч. Тофер даже «Феррари» продал, но денег не хватило. Четыре дня мы просто катились к разорению: тонули в счетах и подписанных контрактах, получали отовсюду досудебные претензии и уведомления от приставов. Как вдруг, нежданно-негаданно, крошка Лиз заявляет, что у нее недавно умерла бабушка и оставила в наследство десять тысяч фунтов. Лиз вложит их в «Снуп». Только ей нужны гарантии. Не процент, нет. Акции. Причем не просто акции, а акции с правом голоса. Мы поручили переговоры юристам, конечный результат был такой: тридцать процентов — Тоферу, тридцать — Еве, девятнадцать — Эллиоту, девятнадцать — мне, и два процента — Лиз.

— Два процента? — переспрашивает Миранда. — В компании без капитала и с сомнительной платежеспособностью? Слабые гарантии за десять тысяч.

— Возможно, кто-то с тобой согласился бы, — сухо произносит Рик. — А Лиз выиграла. Если поглощение состоится, ее десять тысяч превратятся в двенадцать миллионов.

От потрясения я роняю полено. Оно опрокидывает небольшую керамическую банку с растопкой. Банка разбивается с громким звоном, я перестаю дышать, готовая рассыпаться в извинениях, а Рик с Мирандой не обращают внимания и продолжают разговор. Я возвращаюсь к своему занятию и теперь орудую поленьями аккуратней.

— Ничего себе! — произносит Миранда и смеется.

Смеется удивленно, будто слышит эту цифру впервые.

— Я, конечно, знала, что условия поглощения выгодные, но… — Миранда что-то высчитывает в уме. — Если Лиз получит двенадцать, то твоя доля составит…

— Ты ведь дружишь с математикой, — отвечает Рик с кривой усмешкой.