Изменить размер шрифта - +

— Хорошая мысль, — отозвался Ганс. Поднявшись с травы, он потянулся, а затем направился в лес с той же самой целью.

Завтрак, ожидавший его по возвращении, вряд ли можно было назвать роскошным пиршеством: хлеб, финики и вяленая рыба, чрезвычайно соленая на вкус. Но все же это была еда. В общем-то, Ганс отнюдь не был гурманом или чревоугодником — как говорится, не до жиру, быть бы живу. В течение многих лет его интересовало не то, насколько изысканной будет пища, а то, будет ли она вообще. Да и потом ему не раз приходилось питаться чем попало. И все же Ганс мечтал о том, как закажет кусок сочного жареного мяса, теплый хлеб, и еще лука и чеснока, и что-нибудь сладкое, когда они приедут.., куда-нибудь.

Во время завтрака Ганс рассматривал кошку. Какая у нее изящная маленькая головка! Шедоуспан наблюдал, как кошечка отгрызает и разжевывает очередной кусочек вяленой рыбы и трясет головой, почувствовав во рту соленый привкус, но все же продолжает жадно есть. Ганс понимал ее. Настоящему голоду не свойственны привередливость и разборчивость. Голодное брюхо не шибко разборчиво.

Услышав звон монет, Ганс повернулся, чтобы посмотреть, чем занята Мигнариал. Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, держа в руках кожаный мешок.

— Поверить не могу! Как ты сделал это, Ганс? Я думала, ты так устал.., я слышала столько историй о тебе, но все же не верила, что даже Шедоуспан способен на такое!

Ганс склонил голову набок.

— Сделал? Что я сделал?

— Ой, прекрати. — Мигнариал встряхнула мешок. Оттуда донесся звон серебра. — Это другие одиннадцать монет? Или ты на самом деле забрал те, которые я спрятала… — Умолкнув, девушка сунула руку к себе за пазуху. — Ты действительно взял их! Их тут нет!

Шедоуспан уставился на нее:

— Постой-ка. Я ничего не делал. Я спал, а когда проснулся, ты уже была на ногах. Если я запущу туда руку, ты обязательно почувствуешь, поверь. — Теперь и Ганс начал проверять спрятанное в его одежде серебро. — Проклятье! Ты забрала те четыре монеты, которые я припрятал… Мигни! Тебе надо было стать воровкой!

Однако улыбка исчезла с лица Ганса, когда он встретился взглядом с возмутившейся Мигнариал. Слишком уж сердито сверкали ее глаза.

Каждый из них обвинял другого и настаивал на своей непричастности, и в конце концов они едва не поссорились. Однако и Ганс, и Мигнариал твердо стояли на своем: никто из них не «обобрал» другого ради шутки, никто из них не положил одиннадцать монет в кожаный мешок. Когда яростная ссора казалась уже неизбежной, оба резко умолкли и надулись.

Ганс стащил с себя свою «рабочую» одежду. У него было такое чувство, что Мигнариал все-таки разыграла его. Аккуратно сложив черное одеяние, Шедоуспан упаковал его во вьюк. Глядя, как Ганс отстегивает ножны, Мигнариал поняла, что прошлой ночью он потерял один из своих ножей. Натянув коричневую тунику и кожаные штаны, Ганс извлек из вьюка красный кушак. Расстелив его на траве, Шедоуспан выложил рядком пять монет точно посередине длинной алой полосы ткани. Еще четыре монеты он положил на ладонь и протянул девушке.

— Нет, Ганс, у меня и так достаточно серебра. Пусть они будут у тебя. Положи их все к себе в пояс.

Ганс хотел было засунуть монеты в теплую ложбинку между грудей Мигнариал, но потом отказался от этой мысли. Не сказав ни слова, он добавил эти четыре монеты к остальным пяти. Ганс все еще чувствовал себя обманутым. Серебряные кружочки ярко сверкали на алой ткани кушака. Достав из разных тайников еще двадцать монет, Ганс добавил их к тем, что уже лежали на кушаке. Каждый серебряный империал был размером с подушечку большого пальца. На одной стороне каждой монеты был вычеканен портрет правителя Рэнке на фоне стилизованной молнии, в обрамлении нескольких букв.

Быстрый переход