Посреди лаборатории стоял мужчина в дорогом костюме и белой, застегнутой на все пуговицы рубашке. Короткая стрижка и костюм, скорее всего, доставленный из Лютадели, — по последней моде.

Мужчина властно воззрился на Кельсера. И Кельсер понял, что улыбается. По-настоящему улыбается, впервые после Ям, после предательства.

Фыркнув, лорд Шезлер вскинул руку и толкнул в Кельсера монету. В тот же миг ее толкнул и Кельсер. Обоих отбросило назад, и Шезлер от удивления выпучил глаза.

Кельсер врезался в стену. Шезлер оказался рожденным туманом. Не важно. В душе вскипел новый гнев, даже когда Кельсер усмехнулся. Гнев горел подобно металлу — неизвестному, великолепному металлу.

Кельсер способен бороться. И будет бороться.

Аристократ сорвал и бросил на пол свой пояс с металлами, выхватил дуэльную трость и прыгнул вперед, двигаясь с невероятной быстротой. Кельсер воспламенил пьютер, затем сталь и толкнул инвентарь со стола в Шезлера.

Зарычав, Шезлер вскинул руку и отшвырнул несколько предметов. Силы Кельсера и его противника снова схлестнулись, и обоих отбросило в противоположные стороны. Шезлер ухватился за стол, отчего тот зашатался. Разбилось стекло, посыпались на пол металлические инструменты.

— Ты хоть понимаешь, сколько все это стоит? — прорычал Шезлер и, опустив руку, подошел ближе к Кельсеру.

— Твоей души уж точно, — прошептал Кельсер.

Шезлер подошел вплотную и ударил Кельсера тростью. Тот отскочил. Карман дернулся, и Кельсер оттолкнул монеты, как раз когда их толкнул Шезлер. Еще секунда — и они бы пронзили живот Кельсера, однако вместо этого прорвали карман и понеслись к стене.

Задрожали пуговицы куртки, хотя они были лишь покрыты металлом. Кельсер сорвал куртку, избавляясь от последних крупиц металла.

«Джеммелу следовало предупредить!»

Покрытие на пуговицах он едва ощущал, но все равно почувствовал себя дураком. Старик прав: Кельсер не думал как алломант. Он уделял слишком много внимания внешним атрибутам, а не тому, что может его убить.

Кельсер продолжал отступать, не сводя глаз с противника и вознамерившись больше не совершать ошибок. Ему доводилось участвовать в уличных драках, но не часто. Он всегда старался их избегать — в драки по старой привычке всегда лез Доксон. В кои-то веки Кельсер пожалел о своей разборчивости.

Кельсер обогнул стол, ожидая, что Джеммел придет на помощь, однако тот не появился. Скорее всего, и не собирался.

«Он просто хотел найти Шезлера, — дошло до Кельсера. — Чтобы я сразился с другим рожденным туманом».

В этом было нечто важное… Все вдруг встало на свои места.

Кельсер зарычал, изумившись тому, какие звуки издает. Пылающий гнев толкал к мести, но не просто к мести. Нужно отомстить не только тем, кто причинил боль, но всему высшему обществу.

В этот миг вся его ненависть сосредоточилась на надменно вышагивающем Шезлере, которого дорогие инструменты заботили больше, чем жизни скаа.

Кельсер атаковал.

Оружия у него не было: Джеммел рассказывал о стеклянных ножах, но так ни одного ему и не выдал. Поэтому Кельсер поднял с пола осколок стекла, благодаря пьютеру не обращая внимания на боль в порезанных пальцах, и прыгнул к Шезлеру, целясь в горло.

Он мог и не победить. Шезлер был более опытным и умелым алломантом, но явно не привык сражаться с равным по силе противником. Он ударил Кельсера дуэльной тростью. Благодаря пьютеру Кельсер проигнорировал и эту боль и трижды вогнал осколок в шею Шезлера.

Все закончилось в считанные секунды. Кельсер споткнулся, боль вспыхнула с новой силой.