Брендон Сандерсон. Одиннадцатый металл
Кельсер держал двумя пальцами трепещущий клочок бумаги. Ветер рвал и трепал его, но Кельсер держал крепко. Рисунок опять не получился. Раз двадцать он пытался изобразить его правильно, повторить рисунок, который она всегда носила с собой. Оригинал уничтожен, это несомненно. У него ничего не осталось на память о ней, поэтому он пытался воссоздать рисунок, которым она дорожила, — правда, безуспешно. Цветок, вот как это называлось. Миф, выдумка. Мечта. — Пора тебе завязывать с этим, — проворчал его спутник. — Не то я сам тебя отучу. — Рискни, — негромко отозвался Кельсер. Он зажал клочок бумаги меж двух пальцев и сунул в карман рубашки. Позже он попробует еще раз. Лепестки должны больше походить на слезы. Кельсер одарил Джеммела спокойным взглядом и улыбнулся. Улыбка вышла натянутой. Как можно улыбаться в мире, где нет ее? Однако он продолжал улыбаться до тех пор, пока улыбка не стала естественной. Пока оцепенение, скрученное узлом внутри, не отпустило и не вернулись чувства. Если такое вообще возможно. Возможно. Пожалуйста, пусть будет возможно. — Все эти рисунки заставляют тебя вспоминать прошлое, — бросил Джеммел. У старика была клочковатая седая борода и настолько нечесаные волосы, что они выглядели ухоженнее, когда их трепал ветер. — Так и есть, — ответил Кельсер. — Я ее не забуду. — Она тебя предала. Живи дальше. Джеммел не стал ждать ответа и пошел прочь. Он часто прерывал спор на середине. Кельсер не зажмурился, не испустил непокорный вопль в угасающем свете дня, как ему хотелось. Он отбросил мысли о предательстве Мэйр. Не следовало даже заикаться Джеммелу о своих тревогах. Но он рассказал. Ничего не поделаешь. Кельсер улыбнулся шире. Пришлось постараться. Джеммел оглянулся. — Ну и жутко ты выглядишь, когда так делаешь. — Это потому, что ты ни разу в жизни по-настоящему не улыбался, старая куча пепла. Кельсер подошел к Джеммелу. За парапетом крыши утопал в пепле Мантиз. Здесь, на дальнем севере Западного доминиона, улицы чистили не так хорошо, как в Лютадели. Кельсер думал, что здесь будет меньше пепла: поблизости только один вулкан. Судя по всему, в этом краю пеплопады и правда случались реже. Но из-за того, что пепел никто не убирал, казалось, что его выпадает гораздо больше. Кельсер провел рукой по краю кладки. Эта часть Западного доминиона ему никогда не нравилась. Здешние дома казались… оплавленными. Нет, не то слово. Они выглядели чересчур плавными, без углов, и редко бывали симметричными: одна сторона здания всегда выше или более округлая, чем другая. Впрочем, пепел был привычным. Он покрывал этот дом так же, как и везде, придавая окружающему миру равномерный черно-серый оттенок, лежал на улицах, облеплял коньки крыш, скапливался кучами в переулках. Вулканический пепел походил на сажу — гораздо темнее, чем от обычного костра. — Которая? Кельсер повел взглядом между четырьмя массивными крепостями, что выделялись в панораме города. По меркам этого доминиона, Мантиз был крупным городом, но, конечно, не шел ни в какое сравнение с Лютаделью. Других таких городов нет. И все же Мантиз внушал уважение. — Крепость Шезлер. — Джеммел указал на высокое, изящное строение близ центра города. Кельсер кивнул. — Шезлер. Туда легко попасть. Понадобится добротная одежда, немного драгоценностей. Нужно найти, где сбыть бусину атиума, и портного, который умеет держать рот на замке. Джеммел фыркнул. — У меня лютадельский акцент, — добавил Кельсер. — Судя по тому, что я слышал на улицах, лорд Шезлер без ума от лютадельской знати. |
