В честной, открытой людям жизни Жирова все же имелось одно маленькое темное пятнышко, которое он тщательно скрывал: он был штатным осведомителем спецорганов, каких точно, и сам не знал, хотя догадывался. Лет десять назад, вскоре после того, как он публично отрекся от батюшки Ленина, он получил повестку в налоговую инспекцию. Пошел туда со смешанным чувством тревоги и возмущения. Опасаться, в сущности, было нечего: официально он жил на небогатую секретарскую зарплату, а что до остального… В назначенном кабинете его принял вот этот человек, тогда еще совсем сопливый юнец лет двадцати пяти, и Жиров быстро разобрался, что никакой это не налоговый инспектор, а представитель служб, которыми на Руси издревле пугают младенцев. Это было еще непонятнее. Карательные органы, начиная с правления Хрущева, как правило, работали в тесном контакте с партийным руководством, во всяком случае не самовольничали. Сопляк (назвавшийся Иваном Ивановичем, настоящего его имени Жиров до сих пор не знал) начал разговор за здравие, а кончил за упокой. Сперва пытался подольститься к Жирову, упомянул о его всем известных заслугах, намекнул, что и он, Иван Иванович, вполне разделяет его нынешнее прозрение, извинялся за то, что пришлось потревожить, вызывать повесткой, но конспирация якобы имеет в таких делах первостепенное значение, и Жиров, стыдно вспомнить, клюнул на эти дешевые пируэты. Он позволил себе вольное замечание, барственным тоном заявив, что вряд ли у них могут быть какие-то общие дела.

После этих слов юноша резко переменился, превратясь из любезного, заискивающего клерка в истукана с оловянными глазами. Он крепко взял многоопытного Жирова в оборот и справился с ним шутя. Впоследствии, анализируя встречу, Игнат Кутуевич так и не смог понять, почему так быстро сдался. Поймал его щучонок на сущем пустяке, то есть, возможно, на ту пору это не казалось таким уж пустяком, но теперь смешно даже вспомнить: крупная партия медикаментов из Индии ушла налево и истукан предъявил доказательства, что Жиров в этом замешан. Жиров возмутился:

— Но это же чистая липа, молодой человек!

— Ах липа?! — молодой человек наклонился к нему и вкрадчиво добавил: — А трупик ребенка в подвале многоэтажки в Чертанове — тоже липа?

И сунул под нос какую-то бумагу с грифом: акт судебной экспертизы.

На этом трупике, к коему Игнат Кутуевич не имел ни малейшего отношения, он и сломался. Да еще ошеломил целый ворох коричневых искр, сыпанувший из отчаянных глаз провокатора.

— Липа или не липа, — добродушно усмехнулся Иван Иванович, — сидеть вам, многоуважаемый Кутуевич, не менее десяти лет. Вы же знаете, как это делается.

Жиров ему поверил. Да и как не поверить. Он действительно знал, как это делается. Если кто-то из влиятельных чинов покатил на него бочку, а иначе происходящее не объяснить, то теперь она сама по себе не остановится. В то время он еще не раздвоился и не помнил, что уже отмотал срок, поэтому перспектива оказаться, хоть ненадолго, под следствием, привела его в ужас.

— Что вы от меня хотите?

— Это вербовка, — пояснил истукан. — Обыкновенная вербовка, не волнуйтесь.

Поладили они быстро. Несколько лет Игнат Кутуевич исправно поставлял компромат на соратников по борьбе, на региональщиков и правозащитников, увлекся этим занятием, будоражащим похлеще вина, дающим ощущение приобщенности к некоей тайной силе, и часто по доброте душевной многое присочинял. Иван Иванович (или кто уж он там?) относился с пониманием к его рвению и однажды точно определил расклад сил в их негласном сотрудничестве:

— Ты, Кутуюшка, миллионы наворовал, может, президентом станешь, сегодня ваша взяла, но всегда помни: хозяин у тебя один — это я.