Прошло восемь лет. Лайона вызвали на собеседование в одну очень солидную организацию, где человек, не тратя лишних слов, предложил ему пополнить ряды агентов секретной службы, подчиненной федеральным властям и занимающейся тем же, что и полиция, только на ином уровне и иными средствами. Лайон согласился; за прошедшие годы он ни разу не пожалел об этом, и его новое начальство тоже.

А теперь его пытаются убить - значит, он и в самом деле кое-чего стоит.

- Я читала в одной книге... - долетел до него голос Жасмин.

Лайон притворился, что внимательно слушает ее болтовню о книгах, фильмах и сыгранных ролях, как будто они сидят за чаем в уютной гостиной, а не в болотной грязи под хмурым февральским небом, которое, кажется, собирается полить их дождичком.

Он рассеянно слушал ее голос, но думал о другом. Например, о том, что кожа у нее, где она не опухла и не расчесана, белая и шелковистая. А под одеждой, наверное, еще белее. Почти светится, как у многих рыжих. Еще он думал о том, что, когда Жасмин сбросит с себя его одежду и уйдет, на рубашках останется ее запах.

Жасмин следила за чистотой тела. Каждое утро она мылась у ручья - фыркая, повизгивая от холода и изводя невероятное количество мыла. Лайон-то надеялся, что мыльных запасов хватит на месяц... О своей безопасности Жасмин не беспокоилась, ведь не будет хромой человек с больной спиной подглядывать за ней из-за кустов. Да и не за этим Лайон сюда приехал.

Он приехал, чтобы вернуть прежнюю физическую форму и найти ответы на несколько вопросов. Вся информация находилась у него в голове. Для этого нужно сосредоточиться.

Прежде чем покинуть Лэнгли, он уничтожил все свои записи. На компьютере оставил лишь файлы, не имеющие особого значения. Он не сомневался, что его кабинет и квартиру будут обыскивать. Шифровать заметки он не видел смысла идеальных шифров не существует.

- У тебя случайно не найдется иголки? Почти десять секунд понадобилось Лайону, чтобы вернуться к реальности и ответить на вопрос. Придется поработать над реакцией.

- Иголки?

Жасмин протянула правую руку с порозовевшей ладонью. Волдыри уже зажили.

- Руку занозила. Зубами вытащить не получается.

- Где-то у меня были плоскогубцы с игольчатыми кончиками. Дай-ка взгляну.

Становилось темно, и Жасмин поднесла руку к лицу Лайона. От нее пахло мылом и чили. В жизни Дэниел не вдыхал такого возбуждающего аромата.

Вытаскивать занозу пришлось ножом. Плоскогубцы лежали там же, где и оружие, которое Лайон без крайней нужды демонстрировать не собирался. А нож, простерилизованный дезодорантом, в умелых руках ничем не хуже хирургического инструмента.

Лайон взглянул ей в лицо, и сердце его замерло. Жасмин зажмурилась и плотно сжала губы в ожидании боли, хоть заноза была не длиннее реснички.

- Расслабься, это не так уж страшно.

Он сделал быстрое движение.

- Вот и все.

- Уже все?

- Ну конечно. Смотри, даже следа не осталось.

Жасмин рассмеялась, по-детски откинув голову. И вдруг, повинуясь необоримому желанию, Лайон поднес ее ладонь к губам и поцеловал больное место.

- Так мама всегда делала, - прошептала Жасмин. Ее глубокий, хрипловатый голос заставил его пожалеть о случившемся; тело его болезненно содрогнулось, и он испугался, что не справится с собой.

- Понимаю.

Мать никогда его не целовала. Когда он приходил домой зареванный, в синяках, полученных на школьном дворе, она приказывала ему замолчать и убираться к себе в комнату. Иногда она его вовсе не замечала.

Она пила горькую. Как и отец. Вот почему, может быть, Лайон не брал в рот ничего, кроме пива.