Изменить размер шрифта - +
Кто-то же должен из нас, пятерых, кому он жизнь сломал, наказать его. Вижу, в моем деле, в которое впутался, можно и не наказать. Из пятерых я только могу сделать это.

— А ко мне-то что пришел? Я в мести тебе не помощник. Простил бы ты его. И повинился властям. Ну дадут за побег еще год-другой. Отсидишь. А так… К стенке могут поставить за убийство.

— И что? Он-то от стенки выкрутился. А они… Они… Они лежат там. И лишь я да еще один в живых.

Тут загремела дверь. Кинулся Леха в угол, за занавеску. Дядя Родион побледнел, очки у него свалились со лба. Кто-то размеренно входил в сени.

 

7

 

— Вспомнил! — крикнул Волов. — Вспомнил! Духов… Алешка… Я же с ним в одном вагоне ехал… Да, да! Здешний. Помню.

Они сидели рядом — Волов, Хатанзеев и некто Местечкин. Из части уезжали они втроем. Местечкин, узнав о планах Волова заработать, жадно стал просить у Ивана вызов на себя. И уговорил таки. Можно, конечно, понять и Местечкина. Жизнь ожидается не такая сладкая. Отец плотничает в колхозе, мать в свои пятьдесят пять настолько износилась на буряках, старуха-старухой. Дом тоже старый, если его перестраивать, по крайней мере тысяч двадцать одного кирпича надо. Местечкин думал перед дембелем так: устроиться на кирпичный завод, там, говорят, можно выгнать до трехсот, да кроме всего каждому из работающих дают в пределах определенной нормы кирпич бесплатно. На примете у Местечкина девчонка, в Иванково она попала после Чернобыля. Эта девчонка шустрая и бедовая, как сам Местечкин, приезжала к нему в часть с матерью Местечкина. Там, видно, и обкатали идею севера и заработка.

Какой он шустряк Волов с Хатанзеевым убедились вскоре. В Москве оказался лишний билет до Салехарда, и даже Квасников не мог его выбить, а Местечкин билет захватил: я, говорит, плацдарм поеду готовить. Все правильно. Если бы билет предложили Ивану, тот бы отказался: раз вдвоем с Воловым едет, что же разделяться? Уж следуй уговору. Чтобы впотьмах не искать бригадира-то. С Воловым уговаривались поначалу ехать в бригаду, к отцу Ивана. Как отец и писал. Местечкин же ехал в совхоз, куда входила и бригада. В совхозе работы, как и предполагалось, навалом.

И вот Местечкин сидит в кругу однополчан недавних. Хвастаться не хвастается, но и не хочет унижать себя. За короткое время, пока они ждали рейса из-за непогоды, Местечкин оформился снабженцем, приехал сюда с двумя тэбэсками за картошкой. Он рассказывал, как продумал все. На улице-то мороз. А для чего оленьи шкуры? Все будет о'кей!

— Ну ладно, парни! Я пойду, а? Встретимся.

И важно пошагал, уже все вроде зная и испытав тут.

Приехавший встречать журналиста директор совхоза потом пришел к ним и стал расспрашивать о Местечкине: кто он да что он? Местечкин прямым путем прет на место Харитона Вениаминовича. Директору, как понял Волов, не понравилось, как Местечкин быстро снюхался с «основным тутошним контингентом».

— Страшны ведь не бичи пришлые, а свои. От наших хорошему не научишься. Эти все знают, все, хе-хе, видят. Всем ножку подставят перекувыркнешься и не встанешь.

Волов рассказал, как после госпиталя попал в часть, которая стояла под Ташкентом. Местечкин служил в ней.

— А кто надоумил вас ехать к нам? — Настороженность директора была понятна: новые все-таки люди.

Иван как раз вышел, Волов ответил:

— Хатанзеев.

— Вы с ним тоже служили?

— Нет. Мы с ним лежали в госпитале после ранения.

— Это понятно. Вас, выходит, он и соблазнил? И вы действительно в пастухи пойдете?

— Если возьмете.

— Это правильно. Если возьму… У Хатанзеевых, видите ли, в настоящее время числятся несколько пастухов.

Быстрый переход