– Это… м-м-м… Королек?

– Он самый.

– Вам звонят из АО «Эрмитаж». Андрей Николаевич примет вас завтра, двадцать пятого, в три часа дня.

Голосок девичий, звонкий, напористый и официальный.

Автоматически говорю «спасибо» и столбенею в недоумении на главном проспекте города, среди снующего народа.

День мутный и серый. Суматошатся снежинки. Земля местами покрыта тончайшим слоем снега. Деревья голые, на иных висят съежившиеся листы, как не отпетые почернелые трупы.

Какой такой Андрей Николаич?

Меня толкают, я не обращаю внимания.

Господи, да это же Старожил!..

Рыжая встает с покрасневших коленок, бросает тряпку в ведро, тыльной стороной ладони утирает круглый вспотевший лоб.

– Извиняюсь, вы что – из этих… из меньшинства?

– С чего ты решила, что я гомик? – изумляется Финик.

– Не пристаешь.

– Я с женщинами корректен. Только по доброй воле.

– А-а-а, – принимает к сведению Рыжая и принимается, пыхтя, домывать пол.

– Тебе Королек нравится? – спрашивает Финик, не отрывая сверкающих глаз от белых трусиков.

– Очень уж он серьезный. Я его даже боюсь. Мне симпатичны веселые, вроде тебя.

– Вот тут ты не совсем права. Просто не знала его прежнего. А суровым он стал, когда жену его убили. И вроде бы из-за него. Во всяком случае, в ее смерти он винит себя.

– Ужасы какие! – вздыхает Рыжая.

– Ну, Рыжая, поразила ты меня в самое сердце. И в печенку, – как акын, мурлычет Финик, любовно тревожа жирными пальцами гитарные струны. – Вымыла, вычистила, выскребла до нечеловеческого блеска. Теперь квартирка блистает, как чистой воды алмаз. Да ты просто находка для любого мужика.

– Не для любого, а для тебя, – распрямляясь и выжимая тряпку в ведро, заявляет Рыжая. – Потому что ты ко мне неровно дышишь.

– Бред! – отрезает Финик.

Но приятная расслабленность берет свое, и он философски замечает:

– Удивительная вещь, если по-настоящему вдуматься. Еще недавно я не подозревал о твоем существовании. И вот ты здесь и даже вполне вписалась в интерьер…

Это немудреное зданьице стоит на третьей по значимости улице города. Недавно выложенная черепичная кровля, солидные двери. И все же выглядит домишко довольно-таки убого.

Признаться, я ожидал, что внутри меня ошеломит холодный блеск хай-тека двадцать первого века. Ничуть не бывало! Темные угрюмые коридоры и неуловимо-тягостный запах затхлости.

Сумрачный кабинет Старожила обставлен новой мебелью, но ощущение чего-то слежавшегося, застарелого, несвежего не покидает и здесь. Точно я в ломбарде или комиссионке.

Теперь нет и тени сомнения в том, что Даренка – дочь Старожила. Уж и не знаю, хорошо это или плохо с эстетической точки зрения, не мне судить, но она – его женская копия! К Даренке я особо не присматривался, и теперь как будто впервые вижу ее лицо, отраженное в непроницаемой физиономии Старожила, смугловатой, вытянутой, твердой, с небольшими карими глазами и узким ртом.

Старожил одет в черное. Короткие черно-седые волосы, жесткие даже на вид. Роста, вероятно, среднего или немного пониже. Сухощавый. И почему-то мерещится, что он, освещенный яркой люстрой, на самом деле погружен в тень и сидит не в кабинете начальника АО «Эрмитаж», а в пещере, сутулый, точно согнувшийся под ударами гвоздь, и внимательно наблюдает за тем, что творится на белом свете.