|
Но понятия о чести имелись. Возможно, и преувеличенные. Еще на Калке за ту честь головы клали. Кстати, и справка есть… – От кого справка? – с веселым изумлением, впервые за этот день улыбнувшись, спросила Ирина. – От великого князя? – Нет, из департамента герольдии. Деды-прадеды мои, к слову сказать, в бархатных книгах повыше Романовых записаны были, но по причине гонора и правдолюбия в основном в опалах пребывали. – Вон как даже? А я и не подозревала, что с аристократом дело имела… Чего ж раньше этого не рассказывал? – Черт его знает… Тогда у вас, девочек, совсем другие вещи в цене были. – А я, наоборот, под тебя подстраивалась… Ладно, Новиков, прощаю я тебя. Раз уж ты такой… несгибаемый. Только, наверное, видеться мне с тобой трудно будет. – Ну ладно, поступай, как решила. Только еще одно скажу, и все. Когда совсем уже кисло станет, и звезды твои тебе не помогут, и на земле друзей не найдется – вот тогда и вспомни про Андрея, сына боярского. «…И мечом и всем достоянием своим послужу честно и грозно, воистину и без обмана, как достоит верному слуге светлой милости твоей…» Так в свое время в клятвенных записях ручались. А про все остальное забудем. А если пока видеть меня не хочешь… твое право. Заслужил, значит. Километров сто они проехали молча, а потом, будто ничего важнее ей в голову не пришло, Ирина спросила: – А почему – сын боярский? Какое ты к боярам отношение имел? – «Сын боярский» – это обозначение определенной категории военнослужащих в допетровские времена. Нечто вроде вольноопределяющихся гвардии. Потом дворянами стали называться. …Вскоре, не без ее участия, Новиков уехал вновь. В очередную горячую точку планеты. И она смогла заставить себя не думать о нем и не вспоминать. Не испытывать грусти и боли, даже встречая изредка в газетах подписанные его именем статьи и репортажи. Но в душе прибавилось равнодушия и пустоты. …И вот он снова сидит рядом с ней на диване, пришедший, как и обещал, по первому зову. Она чувствовала себя удивительно легко и хорошо сейчас, глядя на его лицо, слыша его голос, узнавая привычные интонации и жесты. Он расспрашивал о вещах совершенно несущественных и необязательных: о работе, о бывшем муже. И, не желая затягивать пустую беседу, она сказала, разом ставя все на свои места: – Видишь, Андрей, по-твоему вышло. Пришло время… – Острить мечи и седлать коней? Готов. Даже вдел ногу в стремя! Словно вчера был тот разговор, так точно он попал в такт ее воспоминаниям. Ирина почувствовала, что глаза у нее вот-вот увлажнятся. Ослабли нервы. Или, напротив, отпускает перегрузка от сознания, что есть кому снять с нее давящую тяжесть. – Вот так и выходит… Только ты у меня и остался, самый умный и самый верный… Она рассказала ему историю с Берестиным и все, что ей предшествовало. Новиков внимательно слушал, вертя в руках бокал на тонкой ножке. – Нашелся, значит, герой-гвардеец. Ну, Бог ему судья. А чего ж меня сразу не позвала? Такой ерунды я бы не сотворил. – Я же знала твою позицию, и договор помню. Впрочем, тебя же и в Москве не было, раз ты к Новому году вернулся, это для меня все в неделю уложилось… – Вот именно. Не верится мне что-то, недоговариваешь ты… Какая крайность была парня черт знает куда засылать? Сама же говорила, что все твои варианты вполне необязательны, и выбираешь ты их от фонаря, грубо говоря… Не так? В который уже раз Ирина поразилась невероятной способности Новикова попадать в цель с первого раза, минуя массу промежуточных и для другого непреодолимых этапов мышления. |
