Не обладая зрением, он ощущал вселенную как место, где он был здесь и сейчас. Конечно, когда он был бродячим котом, в его распоряжении был весь Майами и даже то, что лежало за его пределами, но тогда его мир составляло непреходящее одиночество, боль и со всех сторон грозящая тайная опасность. Избавление от боли и опасности обошлось недешево — и мир его сузился до размеров ящика в ветеринарной клинике. Дом Мелиссы в конечном итоге представлял собой бесконечность возможностей, пространства, запахов и звуков. Гомер столь рьяно выражал свое нежелание оставаться в одиночестве, что в первый же день в доме Мелиссы мы выпустили его из комнаты на разведку, предварительно удостоверившись, что он не столкнется со Скарлетт и Вашти.
Можно считать это чудом, но, несмотря на размеры и опасности, которые таились в доме у Мелиссы, Гомер чувствовал себя очень уверенно. Каким бы большим ни был дом, в нем всегда были вещи, на которые он мог рассчитывать. Еды и воды было в избытке, и каждый день он находил их там, где и ожидал найти. В этом новом мире необычный громкий звук означал новые перспективы, а не нависшую над тобой опасность, и можно было спокойно засыпать по вечерам в уверенности, что никакой хищник не подкрадется к тебе во сне, и просыпаться по утрам в любящих руках.
Сказать, что Гомер воспринимал все это как маленькое чудо, означало бы удариться в антропоморфизм. Мозг котенка очень сильно отличается от человеческого. Если уж на то пошло, то это я расценивала происходящее как чудо, когда задумывалась, где был котенок до того и где он был бы сейчас, если бы по неведомой нам прихоти судьба не свела нас вместе. Но здесь Гомер был счастлив, и отрицать этого было нельзя. Иногда, когда я наблюдала за ним, меня и саму накрывало волной безотчетной радости, но я тут же спохватывалась, ибо вместе с радостью следующей волной подкатывало и другое чувство: только я отныне в ответе за то, чтобы его счастью больше ничто не угрожало.
— Я сделаю все, чтобы ты чувствовал себя в безопасности, — бывало, шептала я, поглаживая его мягкую шерстку, когда он спал.
Прознав о Гомере, отец Мелиссы в шутку поинтересовался, как мы собираемся искать нашему слепому коту собаку-поводыря. Шутки шутками, а вот как я собиралась научить Гомера ориентироваться на местности, при этом предоставив ему максимум свободы в этом новом для него мире, да еще и обезопасив его со всех сторон, было вопросом нешуточным.
Перед тем как принести Гомера домой, я целыми днями размышляла о том, как обезопасить жилье для слепого котенка. Я купила мягкие фетровые накладки на острые углы всевозможных столов и кроватей, специальные замки для кухонных секций, где хранились чистящие и прочие вредные для здоровья вещества, щеколду для крышки унитаза (слепому котенку, даже случайно попавшему внутрь, обратного пути уже не было, так, во всяком случае, думалось мне) и сама лично «законопатила» все разъемы вокруг музыкального центра, где даже обычный котенок мог запутаться в проводах.
Предвидеть все не представлялось возможным, но я никак не могла нарадоваться собственной предусмотрительности: при своей тяге к открытиям, Гомер норовил попасть в самые потаенные и оттого не менее, а более опасные места. С задачей поиска собаки-поводыря Гомер справился сам, только вот в роли собаки в его случае выступала я. Он ходил за мной по пятам, причем с таким недопустимым для движения интервалом, что стоило мне внезапно остановиться, как его маленький холодный нос утыкался мне прямо в лодыжку.
— Я прямо как Мэри, — как-то сказала я Мелиссе. В ответ она с недоумением взглянула на меня, и я разъяснила: — Ну, как в детской песенке: «Куда бы Мэри ни пошла, ягненок шел за ней».
Поначалу я думала, что Гомер выслеживал меня с упорством, достойным собаки-ищейки, оттого, что боялся пуститься в «свободное плавание». А ведь Пэтти предупреждала меня, что вряд ли он избавится от вполне объяснимой робости и уж вряд ли станет столь же независимым, как другие кошки. |