Изменить размер шрифта - +
  Остальные  были проданы
другим  плантаторам --  в Спейгстаун и  еще дальше на север.  Какова была их
судьба, Блад не знал;  с  рабами  же Бишопа он  общался  все  время и  видел
ужасные  их  страдания.  С  восхода  до  заката они  трудились  на  сахарных
плантациях,   подгоняемые   кнутами    надсмотрщиков.   Одежда   заключенных
превратилась в  лохмотья,  и некоторые  остались  почти  нагими;  жили они в
грязи; кормили же  их так плохо, что два человека заболели  и умерли, прежде
чем Бишоп предоставил Бладу возможность заняться их лечением, вспомнив,  что
рабы   являются  для  него  ценностью.  Один  из  осужденных,  возмутившийся
свирепостью надсмотрщика  Кента,  в назидание остальным был насмерть запорот
плетьми  на  глазах у  своих  товарищей. Другой,  осмелившийся  бежать,  был
пойман, доставлен обратно и выпорот, после чего ему на  лбу выжгли буквы "Б.
К.  ", чтобы  до конца жизни все знали, что это  беглый каторжник. К счастью
для страдальца, он умер от побоев.
     После  этого  тоскливая  безнадежность  охватила  осужденных.  Наиболее
строптивые  были  усмирены и  стали относиться  к  своей  невыносимо тяжелой
судьбе с трагической покорностью отчаяния.
     Только один Питер Блад, счастливо избегнув всех этих мучений, внешне не
изменился, хотя в его сердце день ото дня росли ненависть к поработителям  и
стремление бежать из Бриджтауна, где  так безжалостно  глумились над людьми.
Стремление это было еще слишком смутным, но он не поддавался отчаянию. Храня
маску безразличия, Блад лечил  больных с выгодой для полковника Бишопа и все
более уменьшал практику двух других медицинских мужей Бриджтауна.
     Избавленный  от  унизительных наказаний  и  лишений,  ставших печальным
уделом его товарищей, он  сумел сохранить  уважение к себе, и даже бездушный
хозяин-плантатор обращался  с ним не так грубо, как с  остальными. Всем этим
он был обязан  подагре губернатора Стида и, что еще более важно, мигрени его
супруги, которой губернатор во всем потакал.
     Изредка Блад видел Арабеллу Бишоп.  Каждый раз она разговаривала с ним,
что свидетельствовало о наличии у нее какого-то интереса к доктору. Сам Блад
не  проявлял склонности  к тому, чтобы  затягивать  эти  встречи. Он убеждал
себя,  что  не  должен  обманываться ее  изящной  внешностью,  грациозностью
молодости,  мальчишескими манерами  и приятным голосом.  За всю свою богатую
событиями жизнь  он  не встречал  большего негодяя, чем ее дядя, а  ведь она
была его  племянницей, и какие-то пороки этой  семьи -- быть  может,  так же
безжалостная  жестокость богачей-плантаторов  могла перейти и к ней. Поэтому
он избегал попадаться на глаза Арабелле,  а когда уж  нельзя было уклониться
от встречи, то держался с ней сухо и вежливо.
     Какими  бы  правдоподобными ни казались  ему  свои предположения,  Блад
поступил бы лучше,  если бы  поверил  инстинкту, подсказывающему ему  совсем
иное.
     Хотя в  жилах Арабеллы  и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у
нее не было его  пороков, к  счастью, этими пороками обладал только он, а не
вся их семья.
Быстрый переход