Остальные были проданы
другим плантаторам -- в Спейгстаун и еще дальше на север. Какова была их
судьба, Блад не знал; с рабами же Бишопа он общался все время и видел
ужасные их страдания. С восхода до заката они трудились на сахарных
плантациях, подгоняемые кнутами надсмотрщиков. Одежда заключенных
превратилась в лохмотья, и некоторые остались почти нагими; жили они в
грязи; кормили же их так плохо, что два человека заболели и умерли, прежде
чем Бишоп предоставил Бладу возможность заняться их лечением, вспомнив, что
рабы являются для него ценностью. Один из осужденных, возмутившийся
свирепостью надсмотрщика Кента, в назидание остальным был насмерть запорот
плетьми на глазах у своих товарищей. Другой, осмелившийся бежать, был
пойман, доставлен обратно и выпорот, после чего ему на лбу выжгли буквы "Б.
К. ", чтобы до конца жизни все знали, что это беглый каторжник. К счастью
для страдальца, он умер от побоев.
После этого тоскливая безнадежность охватила осужденных. Наиболее
строптивые были усмирены и стали относиться к своей невыносимо тяжелой
судьбе с трагической покорностью отчаяния.
Только один Питер Блад, счастливо избегнув всех этих мучений, внешне не
изменился, хотя в его сердце день ото дня росли ненависть к поработителям и
стремление бежать из Бриджтауна, где так безжалостно глумились над людьми.
Стремление это было еще слишком смутным, но он не поддавался отчаянию. Храня
маску безразличия, Блад лечил больных с выгодой для полковника Бишопа и все
более уменьшал практику двух других медицинских мужей Бриджтауна.
Избавленный от унизительных наказаний и лишений, ставших печальным
уделом его товарищей, он сумел сохранить уважение к себе, и даже бездушный
хозяин-плантатор обращался с ним не так грубо, как с остальными. Всем этим
он был обязан подагре губернатора Стида и, что еще более важно, мигрени его
супруги, которой губернатор во всем потакал.
Изредка Блад видел Арабеллу Бишоп. Каждый раз она разговаривала с ним,
что свидетельствовало о наличии у нее какого-то интереса к доктору. Сам Блад
не проявлял склонности к тому, чтобы затягивать эти встречи. Он убеждал
себя, что не должен обманываться ее изящной внешностью, грациозностью
молодости, мальчишескими манерами и приятным голосом. За всю свою богатую
событиями жизнь он не встречал большего негодяя, чем ее дядя, а ведь она
была его племянницей, и какие-то пороки этой семьи -- быть может, так же
безжалостная жестокость богачей-плантаторов могла перейти и к ней. Поэтому
он избегал попадаться на глаза Арабелле, а когда уж нельзя было уклониться
от встречи, то держался с ней сухо и вежливо.
Какими бы правдоподобными ни казались ему свои предположения, Блад
поступил бы лучше, если бы поверил инстинкту, подсказывающему ему совсем
иное.
Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у
нее не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он, а не
вся их семья. |