Привстав с сиденья, я пригнула голову Никиты к бензобаку и, наклонившись вперед, перехватила правую рукоять руля. Затем, дотянувшись до левой ручки, отключила трансмиссию. Практически лежа на спине у Никиты, нажала на тормоз. «Кавасаки» вильнул и остановился. Никита успел расставить ноги и удержал машину от падения.
Сэм с Лаптем унеслись далеко вперед, Поручик же, наблюдавший за моим акробатическим трюком, остановил свою «Ямаху» рядом.
Если бы он извинился за свои выходки или промолчал, на худой конец, наверное, я бы не стала принимать никаких мер. В конце концов, жизнь моего подопечного вне опасности, платят-то мне за это. Но Поручик не стал извиняться. И не промолчал.
— Что, гонщики, — ухмыльнулся он, — обделались? Штанишки не запачкали?
— Погоди, — бросила я Никите и, оставив свой шлем, сделала два шага к Поручику, который презрительно смотрел на меня.
— Таким, как ты, нельзя доверять технику, даже такой металлолом, как твоя «Ямаха».
— Что ты сказала, телка? — Поручик стащил шлем с головы и встал передо мной — гора жира и мышц, упакованная в кожу.
— За телку — ответишь отдельно, — четко проговаривая каждое слово, произнесла я, — а пока я жду от тебя извинений за твои финты.
— Не, ты совсем рехнулась, корова!
Он сделал шаг ко мне, ухватил меня за жилетку и резко дернул на себя. Я не стала сопротивляться, лишь слегка изменила траекторию движения, чтобы не столкнуться с ним. Когда я скользила мимо Поручика, я как бы невзначай опустила деревянный каблук своего сапога на подъем его левой стопы, постаравшись вложить в удар как можно больше силы. Скажу вам по секрету: после такого удара, нанесенного правильно, человек не может нормально ходить недели три, а если не принять никаких ортопедических мер, то и месяц. Синяк от удара к концу второй недели поднимается чуть не до колена, меняя свой цвет день ото дня от бордово-фиолетового до желто-лимонного.
Никита, наблюдавший за мной, наверняка даже не заметил, почему это Поручик разжал свою волосатую клешню и вытаращил глаза.
Это тебе за финты на трассе!.. Останавливаясь, я уперлась руками в теплый бензобак «Ямахи».
Быстро вынув ключ из замка зажигания, оставленный водителем, я развернулась навстречу Поручику. Тот, превозмогая боль (первые несколько часов на ногу еще можно опираться, несся на меня с перекошенным от злобы ртом.
Для таких случаев у меня припасен еще один удар — ребром стопы в мышцу немного выше колена нападающего… Собственно говоря, можно бить и по колену, и ниже — этот удар выводит конечность из строя тоже надолго.
Нога Поручика подкосилась, и он рухнул передо мной, словно из-под него неожиданно вытащили стул. Это — за «телку».
— Сволочь, — выдавил Поручик сквозь зубы, — я тебе этого не забуду!
— Да уж, не забудь, будь добр.
Склонившись над ним, я помотала у него перед носом брелоком с ключами от «Ямахи».
— Вот это тебе за «корову» и «сволочь».
Я пружинисто развернулась и швырнула связку метров на тридцать от дороги, по краям которой высился разносортный сорняк высотой почти в человеческий рост.
— Пока будешь ползать во ржи, подумай о своем поведении. Достоин ли ты носить высокое звание поручика? — Я подтолкнула Никиту к его «Кавасаки»:
— Поехали!
В этот момент завизжала резина по асфальту, и возле нас тормознула сэмовская «Ява».
Лапоть соскочил с мотоцикла и бросился к своему вождю, безуспешно пытавшемуся подняться.
— Ты че, Поручик?
— Отмудохайте этих гадов, чтоб на всю жизнь запомнили, — Поручик, наконец, сумел принять сидячее положение. |