Больше они тогда не разговаривали — легли спать, через час Осип разбудил Дмитрия, потряся за плечо:

   — Дмитрий Федорович, вставай. На самолет пора.

   Они улетели вместе.

   С той ночной посиделки Осип позволял себе назвать его Димой только в пылу перестрелки (было и такое, а как же без этого в российской-то действительности!) и в крутой мужской пьянке, по настоянию самого Дмитрия, и в экстремальных, требующих мгновенных решений ситуациях.

   Они как-то сразу выстроили отношения: начальник — подчиненный, с глубочайшим уважением с обеих сторон и скрытой формой дружбы, без дешевого панибратства и строгим соблюдением Осипом субординации.

   С утра Победный понавтыкал подчиненным до валерьяновых капель, смешанных с корвалолом, истерических слез молоденькой секретарши, не вовремя попавшей под ту самую, еще не горячую, но нагревающуюся руку, до небывалой тишины в коридорах и за дверями кабинетов — «сам» разошелся, не приведи господи попасться на глаза или чихнуть, обнаружив себя.

   Побушевав так с полдня, Дмитрий вызвал Осипа.

  — Дмитрий Федорович, — обозначил своеприсутствие, неслышно войдя в кабинет, Осип.

— Все, Осип! В Домину.

   — Ну, слава тебе господи! — вздохнул с облегчением Осип, позволив себе комментарий.

   «Доминой» назывался дом на берегу реки, почти в медвежьем углу, правда с признаками цивилизации — с огромным пансионатом по соседству.

   Дом, с куском темного леса, обширным ландшафтным парком, длинным узким языком поля, искусственным озерцом, в котором разводили рыбу, на полном основании мог гордо называться усадьбой.

   «Доминой» прозвала его мама, Лидия Андреевна, когда Дима привез их с отцом на торжественную сдачу объекта архитектором, дизайнерами и строителями.

   — Домина-а-а! — восхитилась мама.

   И, за три дня обойдя с отцом все уголки-закоулки дома, приусадебную красоту, пособирав перезревающую темную малину в собственном лесу, вынесла вердикт:

   — Ну и красота у тебя здесь, Димочка! До чего замечательно! Но нам с отцом в нашем домике на Николиной Горе уютней, такое богатство уже не про нас.

   Он усмехнулся, вспомнив тот разговор, глядя в окно машины на пролетающие мимо придорожные кусты-деревья.

   «Надо было их с собой брать, чего один поехал? Половили бы с отцом рыбу и маму прихватили с собой, покатались на лошадях, они бы в дальний лес сходили. Надо было взять, а то сидят там на своей Горе, не вытащишь! Или эту... как же ее?..

   Он никак не мог вспомнить имя девушки, с которой имел в данный момент отношения. И усмехнулся, подумав: «Может, у Осипа спросить?»

   Осип-то знает точно.

   Осип сидел впереди, рядом с водителем, и терпел — Дмитрий точно знал, что терпел, — тяжелое усталое молчание начальства. Ребята, ехавшие во второй машине сопровождения, что-то сообщили, когда кортеж выскочил за МКАД, ответа Осипа Дмитрий не расслышал, но явно нечто такое, что они затихарились и на связь не выходили, дабы не схлопотать под ту же горячую руку.

   «Как же ее зовут? Лена, Таня, Катя? Надя! Вот как ее зовут! Надя, точно. Надо было ее с собой взять и хорошим сексом в тишине, на природе вытравить из себя эту усталость!»

   И тут же решил: мысль так себе.

   Что будет делать девушка Надя вне занятий плановым сексом, околачиваясь рядом с ним? И самое главное — что ему делать с девушкой Надей вне этих плановых занятий?

   Ну не разговаривать же!

   С женщинами он вел беседы в рамках своей работы или на обязательных мероприятиях с интересными умными собеседницами, как правило известными личностями из разряда знакомых, с остальными барышнями почти не разговаривал — ему было некогда, да и не о чем.