– Что, Петенька? — повернулась она с последним всхлипыванием — и даже руки к груди прижала, увидев ласковую улыбку брата.

– Не плачь, моя милая, — сказал он глубоким, в самую душу проникающим голосом, который непременно вызвал бы своей фальшивостью скрежет зубовный у всякого мало-мальски опытного человека.

Однако простодушная Фенечка никакой фальши не чувствовала, и сердце ее рванулось к брату. Она протянула к нему руки, вскочила, Петр принял ее в объятия и погладил по волосам.

– Ты меня прости, я был таким злым нынче, — пробормотал он, с трудом удерживая раздражение, потому что ощущал — Фенечка снова заливается слезами, на сей раз — слезами счастья.

«Вот дурища! Как же ты мне надоела!» — подумал он, а вслух сказал:

– Я готов на все, чтобы свою вину загладить. Знаю, как ты по Бережному скучаешь, как тоскуешь, как сердце рвешь…

Фенечка отстранилась от него и недоверчиво заглянула в глаза.

Полно, да Петр ли это говорит? Возможно ли такое? Брат запрещал даже упоминать о ее погибшем женихе, а тут…

Глаза брата сияли жарким сочувствием.

– Я знаю, как можно тебе доподлинно узнать, жив он или нет, — сказал Петр. — Знаю!

– Как? — трепеща, спросила Фенечка.

– Нынче полночью, ни минутой раньше, а как начнут бить часы, ты пойдешь из своей комнаты на второй ярус, в боковушку, что за лестницей. Войдешь и ляжешь на постель, что там будет разобрана. Если она будет пуста, значит, Бережного поистине нет на этом свете. Если же там окажется кто-то, значит, твой жених жив! Жив, но не является к тебе по какой-то причине. Вот об этой причине ты его и спросишь. Он должен ответить! Если промолчит — все плохо, ты никогда его не увидишь. Если же он обнимет тебя — значит, ты найдешь свое счастье. Только смотри, Фенечка, не бейся, не кричи, не отталкивай его, не то потеряешь навеки!

Она изумленно уставилась на брата:

– Как же так? Но ведь это призрак его мне явится вновь! Тот самый Огненный Змей, от коего вы с Ефимьевной меня ограждали! А теперь ты сам толкаешь меня в его объятия!

– То-то и оно, что это будет не призрак, а твой ангел-хранитель, — ласково пояснил Петр. — Не в силах он смотреть на твои мучения, решил открыть тебе глаза: или ждать возвращения счастья прежнего, или оставить все былые иллюзии и искать в жизни чего-то нового. Впрочем, смотри, сестра, если не решаешься, я тебя неволить не стану. Ночь вновь проведи в своей унылой келейке, — он неприязненно обвел рукой беленые стены простенькой светелки, — да и жизнь свою тут проведи, увядая, засыхая, в неведении, где он, что с ним, почему пропал…

– Нет, я пойду, — быстро, решительно сказала Фенечка. — Пойду, несмотря ни на что!

Она поверила брату безоговорочно, как верила ему всегда, во всякую минуту своей жизни. Даже если и зародилось у нее непомерное удивление, откуда-де Петру ведомо, что станется нынче в полночь такое загадочное явление в боковушке, даже если не могла она понять, каким образом Петр сделался конфидентом ее ангела-хранителя, она придушила сии вопросы прежде, чем они толком сложились в ее голове. Простая, незамысловатая, исстрадавшаяся душа Фенечки жила только надеждой… надежда питала ее жизнь… ну как она могла отказаться от нового всплеска надежды?!

Петр поцеловал сестру в лоб и вышел за дверь, торопливо сдергивая маску пылкого доброжелательства, покуда она не прилипла к его коже слишком прочно. И управляющий, спешивший к нему навстречу, увидел обычное лицо своего барина — недоброе, смелое, исполненное мрачной решимости взять у этой жизни все, что по праву положено, да и то, что никак не положено, — тоже взять!

– Послушай, Семен, — решительно сказал молодой Перепечин.