Впрочем, такое с ним редко случается — он хорош собой и пользуется своей привлекательностью на все сто пятьдесят. С девушками у него проблем никогда не было, и не будет лет еще двадцать как минимум. Весь он от кончиков холеных пальцев до черных стильных бакенбардов являет собой живое воплощение мечты женщины о мужчине — чертовски обаятелен, немного помят, чуть-чуть небрит, но в то же время изыскан, начитан, остроумен, уверен в своих достоинствах и даже почти богат.

Одно плохо — он законченный бабник с полным, присущим этому виду мужских особей набором недостатков. (А может быть, и достоинств, по крайней мере, многое в его ветреной натуре Алену очень даже устраивало. Для начала то, что с ним невозможны были серьезные отношения, потому что к серьезным отношением с Буниным она пока не готова. Да и не подготовится никогда!)

— Ну что, так и будем топтаться в коридоре? — Он чмокнул ее в щеку и, взяв за руку, уверенно повел в гостиную, словно не она была хозяйкой дома, а он принимал ее у себя.

— Мог бы и позвонить, — недовольно буркнула Алена.

Она испытывала к нему странные, противоречивые чувства. Ее бесило в нем абсолютно все, и вместе с тем все это же к нему и притягивало. Тут уж ничего она поделать с собой не могла. Когда он неожиданно являлся, она переживала сложные чувства, одновременно желая кинуться к нему на шею и выгнать прочь. А всякий раз после его ухода ощущала себя опустошенной идиоткой, которую обвели вокруг пальца. Потом она долго еще ненавидела себя за слабость, с которой позволяла ему распоряжаться своим телом, клялась, что никогда больше не откроет дверь этой «наглой харе», но тем не менее неизменно принимала его, в какой бы неподходящий час он ни явился. Она ругала его, высмеивала его странное хобби — коллекционировать ботинки (вычитав в какой-то брошюре по популярной психологии, что страсть к накоплению обуви у мужчин верный признак непостоянства в любви). Она грубила и даже откровенно хамила ему, но все ее выходки Бунину были абсолютно до лампочки. Он говорил: «Я хочу тебя», и эта фраза обрывала любое их препирательство.

Судьба столкнула их дождливым осенним вечером, около двух лет назад, на премьере спектакля в «Сатириконе». Она уже не помнила ни названия этого спектакля, ни того, о чем шла речь на сцене. Пришла она в театр по долгу службы — в начале карьеры она писала стоящие статьи о стоящих людях. В тот раз Борисыч поручил ей весьма ответственное задание — взять интервью у Константина Райкина. Бунин тоже притащился на спектакль далеко не по велению сердца, а из профессиональной необходимости — он был представителем спонсоров спектакля. Пришел не один — с какой-то пышногрудой брюнеткой, про существование которой тут же забыл, как только столкнулся с Аленой в буфете.

Справедливости ради надо сказать, что Алена тоже напрочь выкинула из головы поручение начальника в тот злополучный момент, когда между ними проскочило нечто вроде электрического разряда (именно это банальное выражение потом часто всплывало в ее мозгу, когда она пыталась охарактеризовать, что же произошло, когда они встретились взглядами, стоя в одной очереди за бутербродами с сырокопченой колбасой). Именно это нечто, вспыхнувшее в гудящей толчее буфета, и определило личную жизнь Алены на последующие два года.

Сначала их встречи были частыми и немногословными. Они никуда не ходили, проводя все время в постели. Потом он стал появляться в ее квартире все реже и реже, и наконец его визиты стали напоминать скачки кузнечика — редкие и захватывающе парящие. Оба они жили своей жизнью, без стеснения обсуждая друг с другом проблемы даже пикантного свойства. Алена, к примеру, знала, что Бунин таскает в кармане пиджака мобильный телефон, который у него всегда выключен, потому что, как только он его включал, телефон просто разваливался от напряжения.