Вырываю платье, хватаю сумочку и туфли, полуобнаженная выбегаю из комнаты, оставляя Миллера сражаться со своими боксерами. В голове гудит, тело лихорадит, когда я забегаю в лифт и кулаком жму все кнопки, которые только вижу, не удосуживаясь тратить время на поиски одной нужной.

- Ливи! – Его быстрые шаги гулким эхом разносятся по коридору, а я продолжаю бить по кнопкам.

- Давай же! – кричу я. – Закрывайся!

- Ливи, пожалуйста!

Спиной прислоняюсь к дальней стене, когда двери лифта начинают закрываться, но они не закрываются полностью. Появляется рука Миллера, заставляя их снова открыться.

- Нет! – кричу я, забиваясь в угол кабинки.

Он запыхался, вспотел, паника явно читается на этом идеальном обычно лишенном эмоций лице.

- Оливия, прошу, выйди из лифта.

Жду, что он зайдет внутрь и схватит меня, но он этого не делает. Он просто застыл в дверях, постоянно матерясь и заставляя двери открываться каждый раз, когда они пытаются закрыться.

- Ливи, выходи.

- Нет, - качаю головой, прижимая к груди свои вещи.

Он протягивает руку, но между ней и мной, по крайней мере, два шага.

- Дай мне руку.

Почему он просто не вытащит меня отсюда? Он выглядит напуганным, и я начинаю осознавать, что это не только из-за того, что я сбегаю от него. Он боится чего-то еще. Жуткое осознание врывается в спутанные мысли, сопровождаемое многочисленными картинками его, несущего меня вверх по бесконечной лестнице. Он боится лифта.

Он медленно осматривает внутреннюю обстановку лифта, а потом снова обращается ко мне.

- Ливи, я умоляю. Пожалуйста, дай мне руку. – Он снова протягивает руку, но я слишком шокирована, чтобы её принять. Он, на самом деле, парализован. – Ливи!

- Нет! – говорю тихо, снова нажимая на кнопки. – Я не выйду. – Затуманенные глаза выпускают скопившиеся в них слезы, и они потоком начинают литься по щекам.

- Блять! – Он отпускает двери лифта и руками зарывается в темные кудри.

А потом двери снова начинают закрываться.

И на этот раз он их не останавливает.

Мы смотрим друг на друга то короткое время, пока они соединяются посредине, и самый последний образ Миллера, который я вижу, вполне ожидаем. Спокойное лицо. Ничего, что могло бы сказать, о чем он думает. Но мне больше не нужны его эмоции, чтобы понять, как он себя чувствует.

Я молча смотрю на двери, в голове столько мыслей, но звоночек лифта заставляет меня подпрыгнуть и двери начинают открываться. Только сейчас я понимаю, что стою в нижнем белье с платьем, туфлями и сумочкой всё также прижатыми к груди.

Тороплюсь одеться, когда в поле зрения оказывается коридор, слава богу там нет никого в ожидании лифта. А потом я останавливаюсь на каждом этаже по пути вниз, пока двери не открываются в фойе. Сжимающееся сердце бьется слишком часто, ударяясь о грудную клетку, когда я выхожу из лифта, отчаянно желая сбежать из этого отеля. Картинки Миллера, ведущего множество женщин через это фойе, атакуют сознание, а женщина на ресепшене ловит мой взгляд, и я спешу уйти. Она знакома с Миллером, она знала намерения, передавая ключи без вопросов и оплаты, и теперь она смотрит на меня понимающим взглядом. Не могу этого вынести.

- Ой! – вскрикиваю, роняя сумочку и спотыкаясь, опускаюсь на колени и подбираю дорогой кожаный кейс, валяющийся на мраморном полу. Боль бьет по рукам, когда ладонь соприкасается с мрамором в попытке остановить бьющую в голову жестокую реальность, слезы теперь не сдержать. Шокированный вдох разрезает воздух, когда я пялюсь в узорчатый мраморный пол. А потом становится тихо. Все смотрят на меня.

- Ты в порядке, милая? – большая рука появляется перед опущенными глазами, глубокий шероховатый голос заставляет меня посмотреть вверх на присевшую передо мной фигуру.