Рассказав все, Том ощутил облегчение. Молодой человек знал, что должен чувствовать себя измученным всеми событиями прошлой ночи и нынешнего утра, но это было не так, хотя, по его прикидкам, он спал не более четырех часов. Напротив, он находился в приподнятом настроении. В мирном и приподнятом настроении, если такое возможно. Да, разумеется, печаль он ощущал тоже. Ничья смерть, даже смерть Нелл Квик, не может считаться хорошей новостью. Мысли о деде, сэре Расселе Блите, тоже не оставляли его. Обнаружить, что он был связан родственными узами с человеком, к которому всегда относился с почтительным благоговением и немалым страхом, затем потерять его, когда родство только что признали, – все это было трагично. Но, по меньшей мере, последние несколько минут с умирающим человеком искупили многое в прошлом.

А еще существовал бедный Хьюго, потерявший дар речи, пребывающий в шоковом состоянии, которое вполне может продлиться до конца его дней. Том от души надеялся, что этого не произойдет. Он смотрел на озеро, такое мирное и безмятежное.

– Том?

Он повернулся к Дженнет. Ее лицо было серьезным.

– Что ты сделаешь с Замком и со всеми землями? – спросила она.

Он собрался с мыслями, прежде чем ответить, вернувшись взглядом к спокойным водам. Затем грустно улыбнулся:

– Сегодня, когда я навещал в больнице Кэти Бадд, у меня возникла мысль.

Девушка удивленно подняла брови.

– Я проходил мимо детского отделения, – продолжал он, не дождавшись вопроса, – и заглянул туда. Там находились тяжело больные дети, многие без волос, многие настолько худенькие, что я чуть не заплакал, глядя на них. Я понял, что бедняжки больны раком, многие из них умрут. Вот тогда мне в голову и пришла эта мысль.

Когда он повернулся к Дженнет, в глазах его читалось волнение.

– Я найду самый лучший медицинский персонал, людей, которые относятся к медицине и уходу за больными как к призванию, а не карьере. А затем я превращу Замок Брейкен в хоспис для смертельно больных детей. Территория вокруг станет их игровой площадкой, ничего особенного, просто карусели, песочницы – ну, все такое. И качели для самых маленьких, детям они нравятся, я сам их сделаю – у меня уже есть всякие забавные идеи. Правительственные гранты и то, что останется после продажи акций деда, будет вложено в дом, чтобы открыть его, впустить в него свет, превратить в подходящее для этой цели место. А верхняя комната с ее чудесным видом будет специально для тех, чьи дни уже сочтены.

– А лес?

– Детишек, которые не так слабы, можно будет водить туда на прогулки, по нескольку человек, а я их буду сопровождать – и ты, я надеюсь.

В своей увлеченности он не заметил тени, скользнувшей по ее лицу.

– Я знаю, что это звучит слишком возвышенно, может быть даже безумно, или слишком амбициозно, но, я уверен, это может получиться. Только подумай, Дженнет. Они могут прийти сюда, а через некоторое время – мы это все тщательно спланируем – они вдруг увидят волшебный народ. Кто знает, возможно, вы сотворите для них несколько чудес. Если Ригвит что‑то умеет, то ты наверняка знаешь больше о медицине и заклинаниях, чем мы когда‑либо узнаем.

Слеза поползла по ее щеке, и Том нахмурился.

– Что случилось? – встревожился он.

– Это именно то, что тебе предназначено сделать, Том. Вот почему ты здесь, вот почему ты вернулся.

– Я вернулся, потому что заболел, – мягко возразил он.

Покачав головой, она стерла слезу ладонью.

– Нет, тебе всегда было предназначено вернуться. Помнишь, я сравнила тебя с Назаретянином.

– С Христом? – Он негромко рассмеялся, несмотря на печаль на ее лице. – Ну да, я тоже плотник, но на этом сходство заканчивается.