Но глаза больного остались закрытыми, и Том в отчаянии увидел одинокую слезу, просочившуюся из‑под угла левого века сэра Рассела Она выкатилась и сползла в редкие седые волосы на виске, и эта слабая, едва различимая капля влаги заставила Тома еще глубже устыдиться себя самого.
Он выпрямился и оглянулся на Хьюго, во взгляде читался вопрос, как будто он молил сказать, что ему теперь делать. Друг на секунду смутился и пожал плечами, затем слегка встряхнул головой.
– Сомневаюсь, что он заметил твое появление, дружище, – сказал Хьюго, как будто пытаясь утешить его. – Он в таком состоянии почти все время. Я уверен, он даже не слышит нас, Том.
Том вглядывался в истощенное, мертвенно‑бледное лицо сэра Рассела до тех пор, пока Хьюго, слегка откашлявшись, не сказал:
– Лучше пойдем, а? Пусть он отдыхает.
– Неужели для него больше ничего нельзя сделать? – спросил молодой человек почти умоляющим голосом.
– Сделано все возможное. У отца лучшие консультанты, лечение и уход, но все это уже бесполезно. Мы можем считать, что медицина сделала гигантские шаги вперед, но это не так. Спроси любого честного практикующего терапевта или хирурга, и они скажут тебе, что в половине случаев их образование только дает возможность о чем‑то догадываться. Мысль, конечно, не слишком утешительная, но, к сожалению, верная. Теперь давай оставим его.
Том нехотя кивнул. Он надеялся поговорить с сэром Расселом, высказать свою благодарность за опеку, которую он ощущал все эти годы, возможно, даже спросить, какая ему нужна теперь помощь. В основном он хотел, чтобы бывший опекун знал о его присутствии, о том, что молодой человек беспокоится о его состоянии и готов остаться и ухаживать за ним, сделать все, чтобы облегчить ему боль. Киндред всегда боялся хозяина Замка, остатки привычного страха сохранились даже сейчас, несмотря на то что от старика осталась только оболочка того, прежнего, полного сил мужчины; но теперь пришла очередь Тома оказать всю поддержку, на которую он способен. Бетан хотела бы от него именно этого.
– Можно мне еще как‑нибудь навестить его, Хьюго? – спросил он друга, с встревоженным видом замершего у постели. – Может быть, когда у него будет больше сил? Я думаю, он действительно хотел бы знать, что я здесь.
– Не уверен, что это имеет смысл. Ты же видишь, в каком он состоянии. Отец все время в полузабытьи, мне кажется, он вряд ли осознает, где он и кто с ним, а когда он приходит в себя, то большую часть времени просто глядит в окно.
Том машинально перевел взгляд на ближайшее окно и почувствовал, как на сердце у него стало легче от прекрасного вида. Отсюда сэр Рассел мог видеть поля, леса и отдаленные холмы. Молодой человек прищурил глаза. И... да, башенку, поднимающуюся над верхушками деревьев. Это был коттедж, красноватый мазок, расплывавшийся среди зелени. Интересно, видна ли старику башенка? Почему‑то хотелось надеяться, что это так.
Киндред рассеянно обошел кровать и приблизился к одному из высоких окон. Небо по‑прежнему закрывали облака, день выдался серым и скучным; однако, даже несмотря на пасмурную погоду, вид открывался великолепный, несметные зеленые пространства за окном казались ярче и глубже из‑за отсутствия солнечного света. Ему захотелось выйти на террасу, вдохнуть чистого, свежего деревенского воздуха – в комнате почти невозможно было дышать, – но, как только он подумал об этом, на парапет крыши напротив окна уселась какая‑то птица. Сорока сложила крылья, затем склонила набок голову и посмотрела прямо на Тома.
Неужели это та самая сорока, которую он видел на верхушке декоративной колокольни Малого Брейкена? Та самая, что даже не шелохнулась, когда он хлопнул в ладоши. Чепуха конечно – наверняка это была не единственная здешняя сорока Но все равно, в том, как чертова птица смотрела на него, было что‑то неприятное. |