В понедельник утром Говард написал тому самому молодому парию из «Дейли уиндоу» письмо, сообщая, что вкладывает кроссированный чек на 1000 фунтов, которые надо использовать в помощь голодным поэтам и тому подобное, по чтоб без всякого паблисити. Говард сказал, после этого он себя лучше чувствует, говорит, духи мертвых писателей и поэтов, которых он так бесстыдно эксплуатировал (его собственные слова), могут теперь спать спокойно. Ох, Говард был странный парень, но было видно, чего он добивается в своем роде. Потом он отправился делать ставки на лошадей, хотя теперь возникла проблема, пришлось открывать счета у других букмекеров в городе, Джордж Уэлбек (Уэлбек Никогда Не Обманет) явно не собирался слишком радостно встречать Говарда после ноябрьского гандикапа, да ведь если кому-то не нравится, когда его клиенты выигрывают, зачем вообще браться за этот бизнес? В любом случае, я из-за этого вдруг подумала про то, про что не подумал Говард, и говорю ему:

– Ты еще не получил от Уэлбека деньги. А рассылаешь кругом чеки на тыщу монет. Может быть, ты немножко вперед забегаешь?

А он мне подмигнул и сказал:

– Выплата после субботы. Я пролонгировал тот самый чек, понимаешь?

Я тряхнула головой, не вполне понимая значение этого слова, но все предоставила Говарду, как обычно. Говард всегда лучше знал, бедный мальчик. Итак, утро понедельника было хлопотливым для него утром, он все бегал к другим скаковым комиссионерам в Брадкастере и открывал у них счета. А теперь я вам расскажу, на каких он ставил лошадей, и на каких скачках, и сколько всего выиграл, то есть что припомню. Я его никогда не спрашивала, какой он использует метод, только знала, не тот, что на ноябрьском гандикапе, так как подобные мелкие скачки не попали бы в «Энциклопедию Коупа». Может, тыкал булавкой, не знаю, или раздобывал информацию изнутри, или еще что-нибудь, потому что весь день пропадал, прибегая домой где-то в пять, с виду как бы порозовевший. Если б он пил, то я просто не знаю, где именно; никогда не хамил, это точно, был еще ласковей, чем обычно, если такое возможно.

Ну, в понедельник скачки шли в Бирмингеме, и Говард в час дня проигрался, поставив на победу Благородного Бойца, а тот пришел четвертым, а бежали всего четыре. Но в час тридцать была сделана ставка на Кочана туда и сюда, и Кочан пришел третьим при 100-9. В два часа было поставлено на Ладиньяка туда и сюда при ставке 33-1, и он пришел вторым. В два тридцать было поставлено на Горный Склон как на победителя, и он пришел третьим. Но в три часа Говард по-настоящему преуспел. Он поставил на Зимний Буран и Гидранта туда и сюда (причем много, сколько именно, он мне так никогда не сказал, только должно быть много), и Зимний Буран пришел первым при 6–1, а Гидрант третьим при 8–1. К тому же те бега были очень крупными. В три тридцать была ставка на Эйрский Огонь туда и сюда, и он пришел третьем при 33-1, жокей Т. Брукшоу. Когда Говард явился домой, я спросила, сколько, по его подсчетам, он выиграл за весь день (или проиграл, я ж не знала, какие там ставки), и он начал проделывать очень странные вещи, как будто нализался. Приложил сбоку палец к ноздре, немножечко шатаясь. Поэтому я дала ему чаю (с банкой почек в подливке с картофельным пюре) и ничего больше не спрашивала, а он лег в постель в полдевятого и вовсю захрапел.

Ну, на следующий день Говард ничего не ставил, не знаю почему, в Бирмингеме ведь были большие скачки, насколько мне известно. Но у него была какая-то собственная странная система. В среду шли мелкие скачки в Ворчестере на тяжелых беговых дорожках, и в час Говард поставил на Крестик туда и сюда, и он пришел вторым при 100-7. В час тридцать он поставил на победу Верескового Оврага при очень плохой ставке 5–2, но сказал, в целом выставил около шестисот монет в общей сложности, так что это была симпатичная маленькая победа.