Инструкцию я выполнила. И даже внесла в нее некоторые рационализаторские… и просто лизаторские предложения. Ярочка мой пытался от меня в финале увернуться, но не успел. И потом, влажный и дрожащий, прижимал меня к себе так, будто я самое дорогое, что у него есть.

* * *

Вот такими примерно событиями была наполнена наша жизнь в течение двух недель. Исключений было два. Один раз мы собрались в кино. А второй раз Ярослав сдержал данное мне когда-то слово, и мы на выходные уехали в дом отдыха. Но обо всём по порядку.

* * *

Руки бы оторвать тому, кто проектировал этот торговый центр! Парковка крошечная и вечно забита под завязку. Машину пришлось ставить напротив, через дорогу. Заглушив двигатель, Ярослав достал телефон.

Сказал:

– Я на стоянке напротив.

Услышал в ответ:

– Бегу.

Ярослав погасил экран и перевёл телефон на беззвучный режим. Всё. Рабочий день закончился.

Раньше он специально заставлял себя выключаться из рабочего процесса. Работать Ярослав умел и любил. Но не хотел повторения судьбы отца. Всех денег не заработаешь, все дела не переделаешь. И надо уметь останавливать конвейер дел и мыслей. Ярослав для этого использовал всё, что подвернётся под руку – компьютерные игры, кино, телевизор, соцсети. Всё, что угодно – нужно обязательно переключить голову.

Сейчас голова переключалась сама, стоило только стихнуть напору ежедневных дел. Более того – иногда было сложно думать о работе, когда мысли то и дело возвращались…

…К ней.

Вон она стоит на противоположной стороне дороги, дисциплинированно ожидает зелёный сигнал светофора. Ярослав был уверен, что заметил бы Тоню, даже если бы у нее не было такой яркой малиновой шевелюры. Потому что сначала взгляд зафиксировал силуэт, фигуру.

Тоня стояла и нетерпеливо притоптывала ногой, не сводя взгляда со светофора. Торопится. К нему.

Едва зажегся зелёный, Тоня сорвалась с места и побежала. Ярослав забыл про всё, он смотрел, как она бежит. К нему бежит.

На ней лёгкие, тонкие, просторные брюки и футболка. Одежда не сковывает движений и не скрывает их. И невозможно не любоваться. Движения точные и стремительные. Ничего нигде не трясётся, не прыгает, не болтается. Тоня вся словно литая – упругая, рельефная, как ожившая античная статуя.

И невероятно нежная при этом.

Эта девочка с красной шевелюрой, острым язычком, не лезущая за словом в карман, с заливистым смехом, не знающая, кажется, запретных тем в разговоре, может и отбрить, и матом послать. И борщом накормить.

И приласкать. Так приласкать…

В постели, когда он снимал с нее одежду, смешливая и острая на язык девчонка куда-то исчезала. И на ее месте появлялось такое чудо нежное, что Ярослав поначалу просто задыхался. Никто и никогда не говорил ему столько нежных слов. Он никогда бы не подумал, что будет так на это реагировать. Может быть, дело в контрасте. Когда одна и та же девушка сначала ехидно предлагает тебе купить мозги или, не моргнув глазом, рассказывает про тонкости мужской эпиляции. А потом, позже, она же, всхлипывая и крепко обняв за шею, шепчет… Чего только не шепчет.

Ярочка… хороший мой… мальчик мой… солнышко… мой малыш…

Ярослав кашлянул, прочистил горло. Так, наверное, его только в младенчестве называли. Наверное, называли, но он не помнит. И он, конечно, с крайне снисходительным видом позволял ей, крайне смущенной, называть его Ярочкой. В постели. А сам дождаться этого не мог и млел, слушая. Назовёт она его малышом сейчас, когда сядет в машину – он возмутится. Не назовёт сегодня ночью – затоскует.

Открылась пассажирская дверца, и Тоня плюхнулась на сиденье.

– Привет! – произнесла она жизнерадостно.