А дальше я действовала в каком-то помрачении рассудка. Наверное, я окончательно потеряла голову, потому что наклонилась и поцеловала Ярославу руку. А потом легла на нее щекой и тихо сказала:

– Я тебя люблю.

Повисла тишина. Такая… звонкая тишина. Абсолютная. Даже мухи не жужжали и не бились в стекло. Я оглохла от тишины.

– Антонина Петровна, что вы там давеча говорили про «запереть на засов»? Нам… поговорить надо с Тоней, – сказал негромко Ярослав.

– Запереть, что ли? – послышался чуть сипловатый голос тёти.

Я лежала щекой на руке Ярослава и ни о чем не думала. Мне было очень хорошо. И легко. Будь что будет…

– Заприте.

– Ладно. – Скрипнул табурет – видно, тётя встала. – Я запру и к Вале пойду. А ты вот что уразумей, Славка. Девка у нас в положении, поэтому как… разговаривать станешь – ты своим челноком там аккуратнее шуруй, понял?

– Ааа… эээ… не очень, – неуверенно ответил Ярослав.

– Ну всё тогда. Дело за тобой.

Хлопнула дверь. Потом послышался звук запираемого замка. И снова тишина, но недолгая. Я услышала, как скрипнул табурет под Ярославом. Но руку из-под моей щеки он не убрал, так и обходил стол, наверно, скорчившись в три погибели, пока не добрался до меня. А уж потом ладонь из-под моей щеки вытащил, чтобы подхватить на руки.

Табурет под нами жалобно скрипнул, но добротная деревенская деревянная мебель устояла. А Ярослав прижал меня к себе, отвёл прядку волос от уха и прошептал:

– Ну всё, краса моя ненаглядная, отбегалась.

Я молчала. Я слышала, как громко и часто стучит сердце Ярослава прямо под моей щекой. А где-то за окном, на пыльной улице, заливалась лаем соседская собака.

Он перебирал мои волосы, гладил по голове. Я не выдержала:

– А ты?

– А что я?

– Любишь?

– Как дурак.

Нормально! Я подняла голову от клетчатой рубашки и посмотрела Ярославу в лицо. Странное у него было лицо. Какое-то… беззащитное. И совсем растерянные глаза.

– Почему как дурак? – тихо спросила я.

– А потому что дурак, – так же тихо ответил он. – Ни делать ничего не могу, ни думать, всё кувырком, всё как попало. И только про тебя и думаю. Ну разве не дурак?

– Это как посмотреть, – согласилась я. – А по-человечески сказать можешь?

– Что сказать?

– Любишь или нет?

И он наконец улыбнулся и стал немного похож на себя. Зарылся лицом в волосы и едва слышно на ухо сказал. По слогам.

– Лю-блю.

И мне стало так хорошо, так легко, что взяла бы сейчас и полетела! Высоко-высоко!

– А замуж еще раз позовешь?

– Нет.

– Как нет? – Вот таких слов я точно не ожидала!

– Из-за побега ты лишена права голоса. – Яр поцеловал меня в нос. – Всё, командовать парадом буду я.

– Всю жизнь меня этим теперь попрекать будешь? – возмутилась я.

– Попрекать не буду, – ухмыльнулся Огарёв. – Спрашивать согласия – тоже. Буду ставить перед фактом.

– Значит, тебе можно было сбегать со свадьбы, а мне нет?

– Ты разницу не улавливаешь. – Он близко-близко посмотрел мне в глаза. – Я сбегал к тебе. А ты – от меня!

Возразить было нечего.