Вот я дрянную мысль тебе сообщу, пустой помысел отдам – тогда с чем останусь? Чем на рынке бытия – как вопит наша элита – расчет вести буду? Одной голой правдой с миром не расквитаться! А за неуплату – порвут!
– С прозрачной пустотой, с шумом берез в голове останешься.
– А ты, значит, учитель. Ты, значит, учить меня будешь…
– Духолюб я и духоделатель. Не переиначиваю дух – доделываю его. В общем: не духоборы мы, не плотники! Но сожалений горьких нет. Мы, детуня, духомонтажники! По-киношному, монтажеры духовных кадров. Ненужные куски пленки изымаем, нужные в мозги ваши вклеиваем.
– Так здесь все-таки киношку снимают! Как в 90-е? Кооперативную?
– Ну считай, что киношку, считай, что кооперативную. Режиссер у нас – ого-го! Дает сыграть на фоне вечной тени! – Розовый угольщик засмеялся.
– Что за режиссер? Кто вы вообще такие? Кому территориально принадлежите: России, Украине? – насторожился Володя.
– Про режиссера тебе знать ни к чему. А кто мы такие… У нас тут кинодеревня была, для совместного производства. Мировая! Только кинули нас. Сами по себе теперь существуем. Такой вот у нас киностресс… А в смысле принадлежности – межгосударственное пограничье у нас.
В слух заползла далекая, со странным набором слов, песенка.
«Цыпленки, good nice, мусять жить!» – упоенно повторил из подроста африкантроп.
– А песенка с исковерканными словами тут зачем?
– Гимн это наш, – потупился мужик в цилиндре.
– Что ж, получше гимномузыки не могли для села своего найти? Гимн-то ваш анархо-босяцкий!
– Анархия есть переход к истинной свободе. Анархия – есть…
– Кто звал меня? Я здеся!
Рослая девка с торчащими в стороны грудями и жмаканой тряпкой, влипшей в бедра, чем-то напомнившая Человееву Оксану Осиповну Крышталль, выскочила вперед.
– Так вот вы чем тут занимаетесь! – крикнула в сердцах Кирилла. – Философию разводите, а сами баб за деревьями прячете! Стоит отвернуться, баба на колени – скок!
– Умри, профура! Издохни, тварь! Я Анархия, что хочу, то и творю.
– Да у вас тут хуже, чем у Ионы Толстодухова. Я думала, здесь незримое царство. А у вас…
– А у нас – Кинотеатр помыслов. С кинопрокатом замыслов, между прочим! И деревня наша новенькая, но всеми властями забытая, в документах похоже названа: Напрасные Помыслы. Но сейчас тут не киносъемки! Переход от Напрасных Помыслов к обнаружению Тайных Замыслов сейчас тут осуществляется! Нас бросили, вот мы киношку в жизнь и переместили! Хотите – участвуйте. Вот, глядите: помысел, сгинь!
Анархия, ойкнув, шмякнулась в подрост.
– Как же это так удается? Кинообразы в реальность перемещать?
– Новые технологии, лазерные штучки и все такое прочее. Умельцы-то остались. Но вы, я вижу, не готовы обменять дурные помыслы на помыслы высокие. Хватаетесь сдуру за какое-то незримое царство. Ладно, пускай вас всякая дрянь пока утешает. Как разрушать начнет – сразу откинете. Идите лучше по киноселу прошвырнитесь. Как с экскурсией, что ли…
– Киносело! Экскур-рс-с! – Все это время молчавший скворец спорхнул с Володиного плеча на землю, двинул спиной вперед на экскурсию.
Но прежде чем успели ступить за скворцом, вышла из перелеска орловская лошадь в проплешинах, догнала Кириллу, лизнула в бедро.
– Помысел указала! – хохотнул в подросте африкантроп.
– И правда, киностресс какой-то, – проглотила слезу Кирилла.
– Да уж, киностресс, – согласилась лошадь, роняя дымящиеся яблоки. |