Спутник ее тоже включился – спец по автомобилям и должность немаленькая, но сил больше нет на зряшные накрутки смотреть. Взял месяц за свой счет. А когда месяц пройдет, как на работу с такими мыслями возвращаться? И дома нелады – родственники денег требуют. Да не тыщу-другую. Три с половиной сотни тысяч! А он, как назло, машину дорогую купил. Только угнали ее. Жена после угона разговаривать перестала, за глаза толстожопиком зовет. Как будто это он сам у себя машину угнал…

Стародед Мелентьев хотел было высказаться в том смысле, что горе не беда и жизнь все поправит. Но тут под мост завернули таджики – мужик в халате и три бабы с ребятишками. Ну, завернули и ушли. Последним – таджикский мужик, все на нее оглядывался.

Тут стародед Мелентьев забеспокоился: таджики могли вернуться всей оравой, и тогда прощай, насиженное место! От волнения стал говорить сам:

– Таджики што? Таджики ништо. И молдаване – нормальные, и украинцы тоже… – Стародед рассказал про всех, кто под мостом бывает, и каждой национальности планочку подвел. – Все народы нормально себя ведут. Все перед Богом равны. А вот если кто дурь нюхает или медицинскую заразу колет, те уже не люди. А таких больше всего среди цыган. Те могут жизнь твою, как пробочку нашатырную: отколупнут – и душа вон!

Стародед на минуту умолк.

– А што как это таджикские цыгане? Тогда хоть пропадай без вести! Они-то хуже всех, потому что только выдают себя за таджиков. А кто притворяется другим, тот человек пропащий.

С таджиков на них самих перекинулся:

– Вас двоих как зовут – не спрашиваю. А нехорошо человеку долго без имени оставаться. Поэтому тебя, – грубовато ткнул в нее пальцем, – буду звать Талкой. А тебя, – почесал затылок, – Витьком…

На следующий день стародед кормил рыбу хлебом. Рыба брала корм радостно. От счастья одарения рыб кормом стародед прозевал, когда явились цыгане. Те пугнули сперва Витька, а уж заодно и Талку. Витек и Талка жались к боковой, ведущей на мост, лестнице, не знали, как быть. Хотели уйти, но старшая цыганка не велела. Сказала:

– Ждите! Мы вам настоящее применение найдем, – и мальца в резиновых сапогах сторожить оставила.

Малец лет двенадцати, быстрый, злой, с прутиком железным в руках. Только Талка к воде, малец ее прутиком хлысь! Только Витек к мальцу – малец на каменную тумбу, смеется, дразнится. Но и грозит при этом. Ясно, если попытаются уйти, соскочит, будет концом прута до глаз добираться, будет лупить почем зря.

Стародед отозвал Витька в сторону. Тот, пыхтя, подошел.

– Места нового искать нам, сразу не сыщешь. Разные люди и нелюди под мостами в Москве обитают! А тут мост непростой… Вернусь – расскажу. Стойте здесь, никуда ни шагу. А я в «Кемпинский», в отель. Может, заступника найду…

Пока старика не было, малец над взрослыми поизмывался всласть. Ее называл и так и эдак. А кинулись уходить, свистнул, и еще один цыган подвалил, жилистый, немой, мычит грозно, машет руками резко…

Этот немой стародеда еще по дороге в отель перехватил. Дал так, что мир перед глазами перекувырнулся. Еще и руками показал: иди, мол, падла, и умри где-нибудь вдалеке. И палец к губам приложил: молчи, старый!

Стародед мелко закивал головой, прижал руку к сердцу.