— Отстоим Красную Горку! — пообещал Братоня. — Она мне самому во как нужна!

— А тебе зачем? — Яромила с любопытством приподняла свои тонко выписанные черные брови и метнула на брата лукавый взгляд.

— А вот догадайтесь!

— Ты что, невесту себе присмотрел? — Дивляна повернулась и с восхищением заглянула ему в лицо. Обе сестры считали, что Братоня совершенно напрасно боится, будто из-за горба его отвергнут невесты, и мечтали, чтобы он тоже завел семью.

— Ну, пока не присмотрел… а вот на Красной Горке на Дивинец залезу да оттуда как следует погляжу — нет ли какой девки хорошей?

— Врешь, братец! — воскликнула Дивляна. — Ты уже присмотрел! Недаром ты всю зиму к нам на павечерницы ходил, это ты говорил только, что с Турягой заодно, чтобы парень не робел! Ты сам себе кого-то высмотрел! Ну, признайся!

— Признайся, родной! — Яромила почти повисла на нем с другой стороны. — Это не Оленица? Или Желанка? Или Огнявка Честенина? Ну?

— Нет, я знаю! — перебила ее Дивляна. — Это Родоумова вдова! Я видела, он все с ней рядом сидел. Это Родоумиха, да, Братоня?

— Девки, отстаньте! — Смеясь, Братоня взял обеих в охапку и приподнял, так что сестры, утратив землю под ногами, принялись визжать. Раскрывать свою тайну ему не хотелось. — Вот срок придет — все узнаете.

— Не орите вы так! — из Доброниной избы выглянула Молчана. — Только-только она заснула, а тут вы. Я уж думала, русь пришла!

Все трое, вспомнив о руси, испуганно умолкли. Не время было говорить о невестах.

— Да-а, — удрученно протянул Братоня. — Вон оно как поворацьивается…

Ладога наконец затихла. Смолкли крики на торгу, все затаилось в ожидании рассвета. И рассвет был уже недалек — за Волховом разливалось по небокраю белое сияние подступающего рассвета.

— И не заметили, как ночь прошла! — произнесла Яромила. — Ох, деды наши и прадеды!

— Живин день вчера был, — грустно вздохнула Дивляна. — И не почтили ее с гадами этими…

— Да уж теперь не до плясок, — тоже с грустью согласилась Яромила.

Дивляна вспомнила, о чем думала только вчера, и вздохнула еще раз. Будет ли в этом году Красная Горка и будет ли она сама к тому времени жива — лучше не загадывать.

Глава 4

Едва народ разошелся, Милорада велела дочерям собираться. Медлить было нельзя: длинные русские лодьи с красными щитами на мачтах могли показаться в любое время. Уезжать предстояло ее дочерям и Витошке. Сама Милорада оставалась с Никаней, которую перевозить было нельзя. Живот у молодухи опустился уже давно, все вот-вот могло начаться, и челядинка Молчана не отходила от хозяйской снохи. Той предстояло родить первого Домагостева внука, поэтому даже сам хозяин, как ни много дел у него было в последние дни и как ни мало мужчине полагалось вмешиваться в такие чисто женские дела, по два раза на день спрашивал, как чувствует себя невестка и не началось ли. Истомленная долгим ожиданием, Никаня плакала, боялась умереть родами, боялась родить мертвого ребенка, боялась сама не зная чего. Особенно ее тревожило отсутствие мужа — Доброня уехал к Вал-городу с дружиной Зори. Видя, что все женщины в доме собираются бежать, она поняла, что опасность нешуточная, и отвлечь ее не удавалось.

— Ничего, Макошь поможет — вот-вот Доброня вернется, а ты его сынком порадуешь, — приговаривала Милорада, пытаясь напоить Никаню отваром успокаивающих трав. — А будет дочка — и за то спасибо Ладе…

Никаня ее почти не слушала.