Подъехали телеги. Каралаши начали переносить на них поклажу
из колымаги, и скоро все было готово.
Учтивый боярин господин Розван Урсу уступил дамам собственную карету, наместник сел в седло, и все двинулись.
День уже клонился на покой. Разлившиеся воды Кагамлыка сияли золотом заходящего солнца и пурпуром заката. Высоко в небе собрались стайки
легких туч; они, постепенно алея, тихо двигались к горизонту, точно, утомясь парением в поднебесье, собирались улечься спать в какую-то
неведомую колыбель. Скшетуский ехал рядом с княжной, но беседою ее не занимал, потому что говорить, как они только что разговаривали, при
посторонних не мог, а слова, ничего не значащие, на язык не шли. И только чувствовал он в своем сердце сладость, а в голове его что-то шумело,
точно вино.
Вся процессия бодро устремлялась вперед, и тишину нарушало только фырканье лошадей да звон стремени о стремя. Потом на задних возах
каралаши затянули тоскливую валашскую песню, однако вскоре умолкли, и тогда сделался слышен гнусавый голос пана Лонгина, благолепно
распевающего: “Я причина на небеси свету немеркнущему и, яко мгла, покрыла твердь всяческую”. Тем временем стемнело. Звездочки замерцали в небе,
а с влажных лугов поднялись белые, подобные морям бескрайним, туманы.
Въехали в лес, но не проехали и нескольких верст, как послышался конский топот и пятеро всадников возникли впереди. Это были княжичи,
узнавшие от возницы о приключившейся их матери беде и спешившие на помощь, ведя с собой повозку, запряженную четверней.
- Это вы, сынки? - окликнула старая княгиня.
Всадники подъехали к телегам.
- Мы, мать!
- Ну, здравствуйте! Благодаря этим вот сударям мне уж и не нужна помощь. А это сынки мои, которых я вашему покровительству, милостивые
государи, препоручаю: Симеон, Юр, Андрей и Миколай. А кто ж там пятый? - сказала она, вглядываясь внимательней. - Гей! Ежели в потемках старые
глаза не обознались, это, никак, Богун, а?
Княжна внезапно откинулась в глубь кареты.
- Поклон вам, княгиня, и вам, княжна Елена! - промолвил пятый ездок.
- Богун! - сказала старуха. - Из полка, соколик, прибыл? А с торбаном ли? Ну здравствуй, здравствуй! Гей, сынки! Я уж пригласила их
милостей господ на ночлег в Разлоги, а теперь вы им поклонитесь! Гость в дом - бог в дом! Не побрезгуйте, судари, кровом нашим.
Булыги поснимали шапки.
- Покорно просим ваши милости в недостойные пороги.
- Они уже согласились - и его светлость господин посол, и его милость господин наместник. Знатных кавалеров принимать будем: только вот не
знаю, придется ли им, к деликатесам придворным привыкшим, по вкусу наше убогое хлебово.
- Солдатским мы хлебом, не дворским вскормлены, - сказал Скшетуский.
А господин Розван Урсу добавил:
- Едал я уже радушный хлеб в шляхетских домах и знаю, что дворскому до него далеко.
Повозки двинулись, и старая княгиня заговорила снова:
- Давно, ох давно миновали добрые для нас времена. На Волыни да на Литве есть еще Курцевичи, которые и жолнеров наемных держат, и во всем
по-господски живут, только они кровных своих, какие победнее, знать не хотят, за что господь с них и взыщет. У нас же прямо-таки нужда казацкая,
и вы, судари, должны нам ее простить, а что ото всей души предложено будет, принять с открытым сердцем. |