Берест очнулся и вскинул глаза. На княжьем престоле появился Етон – сидел, скорчившись среди подушек, похожий на лесовика на гнилом пне. Кривой нос, седые волосы, брови внешним концом будто обнимают морщинистые веки. Кажется, лицо в такой глубокой старости зарастает шерстью, уподобляя человека его пращуру-зверю.

Берест сделал несколько шагов вперед.

– Ближе подойди! – приказал Етон. – А то не услышу тебя.

Еще шагнув, Берест оказался возле ступенек престола. Етон и правда был очень чудной, похожий на огромного паука. Будто тело его с годами усохло, а кости перестали в нем помещаться и скрючились. Даже шея искривилась. Блеклые глаза под морщинистыми веками смотрели пристально и безо всякого удивления.

– Говорят, лошадь хотел у Марены свести?

– Это моя лошадь, – повторил Берест. – Я сюда на ней приехал. И Красила мне ее привел.

К престолу подошел тот десятский в темной свите – в тепле гридницы он ее распахнул – и положил на ступеньку перед Етоном Берестову секиру.

– А ну! – Етон сделал знак, чтобы поднесли поближе. – Поди ж ты! – Он провел сухими пальцами по насечке, по дубовому чехлу на лезвии, по резьбе елового древка. – Это ж откуда у тебя такая? Не говори, что батька сковал, не поверю.

– С бою взял, – буркнул Берест, не особенно ожидая, что ему поверят в этом. Он и сам, лучше узнав киян, стал сильнее дивиться своей тогдашней удаче. – Когда русы Малин разоряли и гумно подожгли.

– И за то ты тех русов у Путилина двора дожидался, будто волк в ночи?

– Это они – волки. А мне покон велит за родню мстить.

– Отважный какой!

Етон помолчал, рассматривая парня. Не красавец, но собой приглядный, и лицо смышленое. Вид истомленный, но упрямый. И страха в нем особо не заметно. Что сбежавший от русов бойкий древлянин сидит на Божьей горе, князь знал с того самого дня, как его обнаружила там Бегляна. Старуха жалела парня, на беду свою нажившего врага в киевском воеводе, но хозяином города и святилища был Етон, и она не посмела скрыть от него единственного со стороны древлян живого участника той драки. Ведь в первую голову за убийство чужака отвечает старейшина той земли, на какую упало тело, а это он – Етон.

Но князь не спешил. Кияне и так получили четыре деревские головы за одну свою, будет с них. Опомнившись от возмущения и удивления, Етон сообразил: Мистина взял с него клятву молчать, а сам никаких клятв ему не дал. Даже в том, что его рассказ о сватовстве между Ольгой киевской и Оттоном германским – правда. Уж не дурачат ли его на старости лет?

– Ты, отроче, при князе вашем, Володиславе, давно состоишь? – наконец Етон прервал молчание.

– Да я не состою при нем. Он предлагал мне остаться, обещал воли не лишать, да я к Миляю в дружину пошел. Я не холоп, чего мне при князе тереться? Я русов бить хотел.

– Миляй – это воевода ваш лесной? Что мешок с горностаями взял?

– Долгай ту лошадь взял… а так да, Миляй был у нас старшим.

– Князь вам про горностаев поведал?

– Ну… – Берест с трудом вспоминал теперь, от кого и когда об этом узнал. – Вначале князь, да.

– Когда?

– Я ему Ингорев меч привез… Он после этого, как меч народу показал, завел разговор, что еще мечи привезут.

– Ты привез? – Об этом Етон слышал впервые. – А сказал ваш боярин, будто Тетерев-река принесла.

– Ну, почти так…

– Давай сказывай, – с любопытством, будто ему долгим вечером посулили занятную байку, велел Етон.