Оставалось лишь податься к нему и ткнуть концом меча под ребра.

Лют поднял голову и быстро огляделся – не притворился ли кто «мертвым», чтобы теперь вдруг вскочить и напасть сзади на победителя – последнего соперника? Но нет – все сидели смирно и смотрели на него.

По ушам ударил крик толпы – до этого Лют его не слышал. Взгляд упал на помост – сама княгиня в волнении подалась вперед, вцепившись в подлокотники. Все шестеро талей стояли у самого края, увлеченно следя за непривычным для них, таким захватывающим зрелищем.

Лют выдохнул и четким движением вскинул меч над головой.

* * *

Он подошел к помосту и поднялся по трем ступенькам. Княгиня встала со стольца – румяная от волнения, она улыбалась, глаза ее сияли. У всех на глазах обняла его – тяжело дышащего, с влажными пятнами пота на белой сорочке. Ветляна слышала, как княгиня сказала, держа ладони у Свенельдича на плечах:

– Другие просто побеждают, а ты делаешь это красиво!

И так смотрела на него, будто видела в его раскрасневшемся лице сияние золотого Сварожьего сада.

Лют поцеловал ее, над ее плечом глянул на заложниц.

– Можно я возьму себе какую-нибудь? – улыбаясь, он посмотрел на княгиню, будто дитя, что просит у матери лакомство.

«Можно я…»

Эльга рассмеялась, почему-то на миг прикрыла лицо ладонью.

У Ветляны вдруг мелькнула нелепая мысль: скажи сейчас княгиня «да», и он выберет саму княгиню. Сейчас ему позволено все – младшему сыну Свенельда, старого волка, за одну зиму доказавшему, что со временем послужит достойной заменой прославленному родителю.

– Как я рада видеть, что у твоего отца вырос такой сын… – княгиня будто услышала ее мысли.

– А как я рад, что ты видишь во мне достойного сына моего отца!

Лют не понял – сейчас еще не мог понять, – о чем думала Эльга, произнося эти слова. Но, глядя, как радостно кричит толпа киян, радуясь его успеху, как машут ему деревянными мечами «воскресшие покойники», признавая его победу, он мог наконец вздохнуть с облегчением.

Сбылась его самая дорогая надежда. «От тебя самого зависит, что в тебе победит – кровь конунгов или кровь рабов», – еще в детстве говорил Люту Свенельд. И вот детство кончилось. Весь Киев, вся русь и даже сам Свенельд из небесных палат ясно видят, какая кровь в его сыне победила.

Глядя в его сияющее лицо, прекрасное в своей радости, будто солнце, Ветляна задыхалась от волнения. Эта бьющая через край красота, яростная жажда жизни и победы, которой Свенельдич-младший был полон, золотым лучом сверкнула в том мраке, где уже не первый месяц жила ее душа. Она еще не верила, что после всех потерь когда-нибудь сможет почувствовать себя счастливой… смириться с неволей… забыть своих… простить и принять чужих… Но откуда-то знала: если сможет, то вот оно перед ней – солнце ее новой жизни.

Если только он не исчезнет, как появился, взяв какую-нибудь другую награду, а ее оставив приманкой для новых охотников. Те уже столпились у помоста, с нетерпением дожидаясь, пока Лют сделает выбор, чтобы прикинуть, стоит ли драться за оставшихся.

– Знала бы, что ты выйдешь, – негромко сказала княгиня на ухо Люту, – подобрала бы сегодня получше девок, покрасивее.

– Твоя милость мне любой награды дороже, – Лют поцеловал золотое колечко у себя на мизинце. – Мой брат говорит: у кого есть удача, тому все на пользу идет. Меч я себе выбрал – лучше не надо, теперь жену выберу. Кого бы ни привели – какую я выберу, та и окажется из трех сотен самой лучшей.