|
У меня контракт на защиту города от тварей. Клюв, отстранившись от бойницы, внимательно наблюдал за Егором и командиром. По губам безопасника скользнула подленькая улыбочка. Взводный скользнул взглядом по Клюеву. Выматерился еще раз. — Гусов, сдать оружие и паспорт. Оставаться на месте до дальнейших распоряжений. Клюев, возьми у него автомат и документы. Егор молча сунул калаш в руки ухмыляющегося Клюва. Тот забросил его ствол за плечо и снова протянул ладонь. Егор вынул из нагрудного кармана паспорт. Отдал. — Вот так, — с тоскливым каким-то выражением пробормотал взводный. — Клюев, принимай командование отделением. Вздохнув, Труба добавил: — Дурак ты, Гус. То ли с сожалением он об этом сказал, то ли с завистью. Сказал и отвернулся. Все… Егор стиснул зубы. Довыеживался, блин! Может, не стоило качать права? Без оружия и штампа с заветной московской регистрацией он сразу ощутил себя таким же беззащитным, как беженцы, на той стороне МКАД. Теперь любой столичный патруль вправе вышвырнуть его за Кольцо, а при сопротивлении — пристрелить на месте. — Взвод, слушай мою команду… — голос Трубы стал вдруг сиплым и натужным. Будто слова взводному давались через силу. Клюв прильнул к своей бойнице. Егор склонился к своей. Уже без оружия — сейчас он просто наблюдал за происходящим. Беженцы перебирались через третью линию колючки и вступали на асфальт кольцевой дороги. — Огонь! — негромко и словно бы нехотя скомандовал взводный. — Огонь на поражение! Клюв оскалился. — Всю жизнь мечтал! У-у-у, суки, понаехали тут, понаприходили! Ну получайте! Первое отделение — огонь на поражение! Приложившись к калашу, Клюв выпустил очередь. — Второе отделение — огонь! — Третье отделение — огонь! Сухим надсадным кашлем затарахтели автоматы. Длинными очередями зарокотали пулеметы над воротами. Крик… нет, вопль разочарования, отчаяния и ненависти разнесся над МКАД. На широком пустынном шоссе и расчищенных подступах к нему спрятаться было негде. Провинциалов десятками выкашивало плотным огнем. Людей, надеявшихся найти спасение и помощь в столице, находила смерть. Первые ряды, застрявшие в колючей проволоке, были перебиты в считаные секунды. Из задних по Стенке редко ударили ружья. «Значит, не совсем уж безоружные эти бедолаги», — отметил про себя Егор. Впрочем, «не совсем» в данном случае означало «почти». Ответный огонь был жалок. Пули и картечь на излете защелкали по укреплениям, не причиняя никакого вреда бойцам гарнизонной службы. На миг Егор представил, как в глазах беженцев выглядят защитники Кольца. Огородившиеся колючкой, засевшие за прочной Стенкой, хорошо вооруженные, сытые, холеные, самодовольные москвичи… Наверняка неприязнь, которую Клюв испытывал к пришлым провинциалам, и раньше была взаимной. А уж после такого… Несколько человек (Егор так и не понял: то ли живых еще, то ли изрешеченных пулями и повисших на колючке трупов) все же повалили секцию в последнем ряду проволочных заграждений. Около дюжины беженцев бросились к бреши, что-то крича и размахивая руками. Этих встретили струей из огнемета. Жидкое пламя, перелетев через многополосное шоссе, ударило точно в пролом. Накрыло людей. Крики стали громче. Люди заметались живыми факелами в проволочной ловушке. Запутались, попадали. Впрочем, они кричали недолго. Где-то на Рязанском шоссе, далеко за внешними ограждениями тоже послышались стрельба и крики. Лучи надвратных прожекторов ударили в глубь Рязанки. В тылу у беженцев мелькали неясные тени. Много теней. Словно темные волны пересекали примыкающее к МКАД шоссе. |
