Эрхе взяли на себя заботу о лошадях, и Вейни успокоился,
видя, что они сведущи в этом деле.
Позже к ним присоединился Сизар, поддерживаемый двумя молодыми эрхе и
закутанный в тяжелый плащ. Леллин поднялся, чтобы помочь ему, но не сказал
ни слова. Кемейс опустился у ног его и Шарна, прислонясь к их коленям.
Моргейн сидела чуть в стороне от остальных и следила за подступами к
Нихмину, время от времени поглядывая на Вейни. Рука у нее болела,
возможно, были и другие раны. Она держала ее прижатой к груди, подтянув к
подбородку колени. Вейни сел так, чтобы по возможности заслонять ее от
ветра - единственная услуга, которую она могла принять, возможно просто
потому, что не замечала ее. Его мучила боль, раздирающая буквально каждый
мускул, но не только своя - еще и боль Моргейн.
Подменыш только что сеял смерть, он унес столько жизней, сколько
никому из них не под силу было сосчитать, и к тому же унес еще и одного
друга. Именно это сейчас тяготит ее душу, думал Вейни.
Внизу что-то копошилось - накатывало на камни, над которыми
возвышался Нихмин, и пятилось обратно.
- Наверное, дорога завалена камнями, - предположил Вейни, и тут же
подумал, что это может напомнить Моргейн об эрхе.
- Да, - сказала она на эндарском, - я надеюсь. - И затем, покачав
головой, добавила: - Это был несчастный случай. Но я не думаю, что иначе
мы могли бы спастись. Нам еще очень повезло... что никто из нас не
оказался в пространстве между Подменышем и эрхе.
- Вы ошибаетесь.
Она с удивлением посмотрела на него.
- Это не случайность, - сказал он. - Маленькая эрхе знала, что
произойдет. Я перевозил ее через поле. Она была очень смелой. И я думаю,
что она задумала это раньше, только выжидала момента, когда можно будет
осуществить замысел.
Моргейн ничего не сказала. Возможно, ее успокоил этот довод. Она
повернулась и снова стала вглядываться во тьму, откуда все слабее и слабее
доносились крики. Вейни взглянул в том направлении и снова на нее, с
внезапной дрожью, потому что увидел, как она вынимает свой Клинок Чести.
Но она отрезала один из ремешков, свисавших с ее пояса, и отдала его ему,
убрав клинок обратно в ножны.
- Что я должен с ним делать? - спросил он, удивившись.
Она пожала плечами.
- Ты никогда не говорил мне, за что был обесчещен, почему ты стал
илином. И сама я... Я никогда не приказывала тебе отвечать на вопросы, -
добавила она.
Он опустил глаза, сжав пальцами ремешок, почувствовав волосы,
захлестнувшиеся от ветра вокруг его лица и шеи.
- За трусость, - ответил он вдруг. - Я не умер так, как велел мой
отец.
- Трусость? - она засмеялась. - Ты - трус? Перевяжи волосы, ты
слишком долго пробыл со мной в пути. |