Вейни посмотрел на паренька, работавшего так сосредоточенно, что
позабыл обо всем на свете и почувствовал жалость к себе самому, лишенному
того, что принадлежало его законным братьям.
Вот перед ним среди детей Мирринда сидел один, которому хотелось
большего, чем остальным, который схватывал больше и который - после их
отъезда - должен будет пострадать больше всех, обретя желания, которые
Мирринд удовлетворить не мог. Родителей у мальчика не было - обоих их
сгубила какая-то давняя пагуба. Он не расспрашивал. Мальчик считался сыном
всей деревни и ничьим конкретно.
"Остальные вполне заурядны, - подумал Вейни, - но этот?" Вспомнив
свой меч в маленькой ладошке Сина, он почувствовал, что его пробрала
дрожь, и выругал себя.
- Что ты делаешь, кемейс? - спросил Син.
- Желаю тебе добра, - он стер ладонью руны и поднялся, чувствуя на
душе тяжесть.
Син как-то странно посмотрел на него; Вейни поднялся по ступенькам
холла. Где-то вдали, на единственной улочке Мирринда, раздался
пронзительный крик - не крик играющего ребенка, что было здесь довольно
обычным, а крик женщины. Внезапно его как обухом по голове ударило;
повернувшись, он услышал, как вдали кричали уже мужчины - в ярости и горе.
Он застыл. Пульс, который, казалось, давно уже успокоился,
превратился вдруг в знакомое паническое биение. Он не мог заставить себя
идти ни туда, ни к Моргейн, не в силах был пошевелиться. Затем долг и
привычка заставили его броситься вверх по ступенькам в сумрачный холл, где
Моргейн разговаривала с двумя старейшинами.
Объяснять ничего не потребовалось - в ее руке был Подменыш и она уже
стояла на ногах, готовая бежать.
Син последовал за ними, когда они пошли по улице к толпе селян. Они
услышали чей-то плач, и когда Моргейн подошла, ей уступили дорогу все,
кроме немногих - старейшины Мельзейн и Мельзейс стояли, не пытаясь
сдерживать слез, и молодая жена и две женщины постарше стояли на коленях,
прижав ладони к лицам. Они покачивались взад-вперед, всхлипывали и трясли
головами.
- Эт, - сказала Моргейн шепотом, глядя на парня, одного из
красивейших и умнейших в этой деревне - Эта из клана Мельзейн, удачливого
в охоте и стрельбе из лука, счастливого человека, пастуха, который всегда
был весел, любил молодую жену и не имел врагов. Горло у него было
перерезано, а на обнаженном теле были и другие раны, которые не могли
послужить причиной смерти, но явно вызывали мучительную боль, прежде чем
он погиб.
"Они бы все равно бы его убили, - мрачно подумал Вейни. - Он мог бы
сказать им сразу все, что они выпытывали - это ничего бы не изменило".
Затем он вспомнил, что предвидел такое - и содрогнулся. |