В сияющем свете окружающий мир вспыхнул и исчез, и ужасное всасывание начало неумолимо тащить мозг Дойла. Жизнь вытекла из него за один ужасный прилив боли.

Затем агония в его голове уменьшилась и исчезла. Прозвучал короткий, пронзительный свист, который, казалось, неохотно отступил на огромное расстояние, и Дойл остался один посреди нависшей, угнетающей тишины.

За исключением неподвижной фигуры в машине, дорога была пуста.

Элвин Дойл попытался поднять руку, и обнаружил, что не может пошевелиться. С холодным ужасом, охватившим его, он попытался вскрикнуть, позвать на помощь, но из его замороженных губ не вышло ни звука.

Внезапно он вспомнил слова Бенсона: «… Иод извлекает жизненные силы человека, оставляя только сознание. Мозг живёт, но тело умирает… жизнь в смерти.»

Дойл потерял сознание. А когда он очнулся, то увидел, что его машину окружила дюжина зевак. Мужчина в униформе что-то делал с зеркальцем. В ответ на вопрос, который Дойл не расслышал, мужчина мрачно покачал головой:

— Нет, он совсем мёртв, всё в порядке. Посмотри на это.

Мужчина показал зеркальце.

— Видишь?

Дойл попытался вскрикнуть, чтобы доказать им, что он жив. Но его губы и язык были парализованы. Он не мог выдавить из себя ни звука. В его теле не было ощущений; он не осознавал своего существования. Медленно лица вокруг него превратились в белые пятна, и гром безумия громко взревел в его ушах.

Это был подозрительно ритмичный гром. Серия сотрясающих ударов — глухой стук комков земли, падающих на гроб, — абсолютный ужас существования, которое не было ни жизнью, ни смертью.