Все пришлось начинать сначала. Тобратов был уверен, что Лариса, если и не встречалась лично с мужем, контакт с ним имеет: иначе зачем бы она ходила по родственникам и друзьям с просьбой дать в долг денег; и не десять тысяч на хлеб, а просит как можно больше, обещая в скором времени вернуть долг. И ружье, из которого убит Светличный, не в изоляторе же раздобыл Петропавловский. То оружие, которое было у него до ареста, Лариса утопила в речке, все удалось достать. Идет проверка зарегистрированных ружей, пока пропавших не обнаружено. Но немало и таких, кто не регистрировал ружья: раньше их продавали в магазинах без предъявления документов…

— Итак, Лариса Ивановна, вы утверждаете, что контакта с мужем после его побега из следственного изолятора не имели? — усадив женщину на стул, спросил Тобратов.

— А зачем мне врать, Геннадий Михайлович, — Лариса даже выразила на лице обиду. — Мне самой все надоело до чертиков. В чем виновата я была, созналась. А больше… — она сердито передернула плечами.

— Что ж, так и запишем. И о вашей искренности все будет отмечено на суде. Теперь скажите мне, сколько вы заняли денег у родственников и близких знакомых? — раньше этот вопрос Тобратов не задавал: это была козырная карта, которую следовало пускать в ход в крайнем случае.

Лариса аж пригнулась, словно почувствовав на плечах непосильную ношу. Но тут же распрямилась и глянула в глаза Геннадию Михайловичу зло и вызывающе.

— Вы и это выведали, — сказала с надрывом. — Потом спросите, зачем? Я отвечу сразу. Да, я ходила по родным и друзьям, побиралась, просила помочь. Чтобы вам, ментам, и вашему «бескорыстному» правосудию взятку сунуть, чтобы Мише поменьше срок дали. Или, скажете, взятки не берете?

— Не скажу, Лариса Ивановна. И в милицию, и в суд попадают, к сожалению, такие люди, как твой муж, — возразил Тобратов и в бессилии откинулся на спинку стула, понимая, что признания от Петропавловской он не добьется. Работая в торговле, а потом помогая мужу в грабежах, она не раз, видимо, готовилась к подобным разговорам и прокручивала в памяти возможные вопросы и придумывала на них ответы. Такой прохиндейке в рот палец не клади, всю руку откусит. — Придется и тебя подержать в изоляторе, возможно, ты еще кое-что вспомнишь.

— Да что вы, Геннадий Михайлович, — взмолилась Лариса, сменив мгновенно гнев на покорность. — У меня же дети, целый день некормленные. Старшему завтра в школу, — на последнем слове она вдруг испуганно замолчала.

Тобратов уловил это и пытливо глянул в глаза Ларисе. Она опустила голову. И Геннадия Михайловича осенило — сын! Вот кто выполнял роль связника: шел в школу, и мать передавала с ним записку мужу. Но кто же там вступал в контакт с Петропавловским?

Сын Тобратова учился в той же школе. Жаль, его нет. Тобратов раза два присутствовал на родительском собрании, но знаком был только с классным руководителем, пожилой, строгой женщиной, Ольгой Ивановной. Поговорить с ней?.. Нет, можно все испортить. Стоп, у Зарубина сын тоже учится в той же школе. Парень уже взрослый, в пятом классе, он, пожалуй, лучше сыграет роль товарища сына Петропавловского.

— Хорошо, Лариса Ивановна, детей твоих мне тоже жалко. Только ради них отпущу тебя. Пока. С прежней подпиской о невыезде.

— Да куда мне, — обрадовалась Лариса. — Спасибо, Геннадий Михайлович, — она встала со стула. — Разрешите идти? — спросила по-военному, видно, привыкла к милицейской терминологии.

— Иди. И подумай хорошенько о себе и о судьбе Михаила.

Когда Лариса ушла, Тобратов позвонил полковнику Зарубину, который, судя по хрипловатому голосу, уже спал.