— Руки, руки, — повторил Рыбочкин и снова задумался. — Во, вспомнил: в перчатках. Тряпичных. Черных.

— Теперь о машине, «Жигулях». Номер не вспоминайте, он был украден с другой машины, как и на ЗиЛе… Хотя и «Жигули», скорее всего, ворованные, те, что сожгли в лесу… Еще ничего не вспомнили?

Рыбочкин помотал головой.

— Все как на духу.

— Хорошо. Подождите в коридоре. Мы поговорим еще с вашей бухгалтершей и с водителем, потом поедем на то место, где вас ограбили…

Показания инкассатора, грузной, дебелой женщины лет сорока пяти, и водителя, низкорослого худенького мужичишки, мало что дополнили к делу об ограблении, даже внесли некоторое сомнение в отношении третьего участника — рыжей женщины: водитель обратил внимание, что у нее «ни спереди, ни сзади», да и накрашена очень уж броско: губищи кроваво-красные, щеки белые, наштукатуренные, глаза закрыты громадными черными очками; волосы длинные, рыжие, прямые.

— Может, это мужчина? — спросил Полуэктов.

— Похоже, — согласился водитель.

Но бухгалтерша запротестовала:

— Не-е, баба. Ручки маленькие, пальцы тонкие, длинные. И голос не мужской, писклявый.

— Что она говорила?

— Кричала, чтоб шофер «Нивы» убирался к чертовой бабушке.

По голосу определить, мужчина то или женщина — неубедительно, и одежда на Рыжухе была универсальная: джинсовый костюм, на ногах, судя по отпечаткам, кроссовки…

К месту происшествия пришлось взять только охранника и водителя — инкассаторша своим толстым задом не умещалась на сиденье.

Повез их все тот же сержант Петропавловский на видавшей виды «Волге», и обида Полуэктова на Тобратова приутихла: действительно, нелегко им тут приходится, даже необходимой техникой не обеспечат; на этой колымаге не за преступниками гоняться, а в будний день с огорода картошку возить — чтоб меньше людей видело. Но «Волга» бежала резво, мотор работал тихо и ровно — хозяин стоящий, хорошо следит и ухаживает.

День был солнечный, жаркий. На берегу Москвы-реки много загорающих и купающихся: под грибками, и просто на траве, пестрят яркие купальники, на воде — детвора, мужчины и женщины. Плавают на надувных кругах, играют в мяч, веселятся. Жизнь бурлит, несмотря ни на какие катаклизмы. Неплохо бы подъехать к берегу, раздеться да хотя бы окунуться, мелькнула заманчивая мысль у Полуэктова. Но он даже плавок не взял. Придется отложить до следующего раза.

Сержант словно прочитал его мысли.

— Может, подвернем? Водичка здесь! — он в восхищении приподнял голову. — Бальзам лечебный. Не случайно в нашем городе столько здравниц. И земля под дачи здесь самая дорогая.

— Да уж, — отозвался с заднего сиденья Скородумов. — Видал я ваши дворцы… Где только люди деньги берут. И не боятся, что завтра снова могут красные прийти. А предложение дельное, я обеими руками «за».

— Ты что, отдыхать сюда приехал? — съязвил Полуэктов.

— Командировка, как считалось при развитом социализме, — это маленький отдых, — уточнил Скородумов. — А вы сразу, без рекогносцировки — в бой.

— А вот мы и едем на рекогносцировку. Так и быть, на обратном пути искупаемся.

Едва свернули с основной трассы, как по обочинам стали встречаться машины грибников, по три, по четыре в одном месте, и около них обязательно либо мужчина, либо женщина — какая-никакая охрана от мелких воришек. А матерые бандиты и в Москве средь бела дня отнимают приглянувшиеся авто…

Полуэктов с вожделением смотрел на лес, на заманчивые опушки, где, несомненно, в траве прятались боровики, подосиновики, сыроежки, которые он умел находить даже там, где проходили сотни грибников и не видели их, а они будто сами высовывали ему свои темно-коричневые и оранжевые головки, звали его и с радостью давались в руки.