В этот воскресный день все сотрудники отделения, не занятые на дежурстве, вернулись в милицию в начале одиннадцатого ночи. Тобратов выслушал доклады, не содержащие ничего заслуживающего внимания, отпустил подчиненных домой, и сам в сопровождении старшего лейтенанта Светличного и лейтенанта Арясова, жившего по соседству с Тобратовым, отправился на отдых.

На душе было неспокойно и тоскливо: и из-за безуспешных поисков, и из-за одиночества, к которому Геннадий Михайлович не привык. А точнее, он еще никогда не испытывал опасности за семью. Теперь же, несмотря на то, что жена и сын уехали из Звенигорода аж в Самарскую область к родственникам, установить их местонахождение для сотрудника милиции особого труда не составит. Здравый смысл, правда, подсказывал, что Петропавловский без денег и, значит, не кинется по следу за женщиной и ребенком, в первую очередь постарается разделаться с начальником уголовного розыска, но сердце не прислушивалось к разуму. За себя Тобратов не боялся, переживал за жену и сына. Зарубин, правда, предлагал уехать и ему, но оставить дело незавершенным, подставить под пули негодяя своих подчиненных, было не в характере Геннадия Михайловича…

За день бесплодных поисков все трое устали и шли молча, глядя по сторонам. Улицы были пустынны, редко в каких домах еще горел свет. А еще с десяток лет назад в такие погожие осенние ночи молодежь гуляла вовсю: на танцплощадке гремела музыка, у подъездов и калиток обнимались влюбленные, не желая расставаться. И дежурилось в милиции без особого напряжения с редкими выездами по бытовым разборкам — обычным скандалом, редко с рукоприкладством. А теперь… теперь — грабежи, насилие, убийства. За семь лет перестройки люди будто бы переродились. Не экономика перестроилась, а духовное состояние людей перевернулось на сто восемьдесят градусов. И те идеологи, которые еще вчера главным мерилом человека считали честь, совесть, порядочность, ныне проповедуют власть денег. По телевидению сопливая девчонка провозглашает: «У меня будет вот такой миллион! Я буду вот такая миллионерша!» Срамота!.. А за этой бездуховностью — жестокость, бесчеловечность…

У дома Тобратова остановились, и Светличный метнулся к подъезду. Обошел вокруг дома, пряча пистолет.

— Спокойной ночи, Геннадий Михайлович, — протянул капитану руку.

Тобратов поблагодарил офицеров и шагнул к подъезду. Светличный и Арясов продолжали стоять, ожидая, когда в комнате вспыхнет свет. Хлопнула дверь, прошла минута, вторая — свет в комнате не загорался. Офицеры, не сговариваясь, выхватили пистолеты и бросились к подъезду. Взбежали по лестнице, затарабанили в дверь.

— Геннадий Михайлович! Геннадий Михайлович! — тревожно закричал Светличный.

Тобратов торопливо открыл дверь.

— Что случилось? — спросил удивленно.

— Почему свет не включили?

— Ой, простите, ребята, — извинился капитан. — Забыл. Так устал, что сразу опустился на диван и решил отдохнуть в темноте, — только теперь он включил свет и предложил зайти, выпить по чашечке чайку. Светличный и Арясов отказались.

8

Петропавловский более часа ждал у соседского дома Светличного, прячась то за углом, то за деревьями. Митрич рассказал, что Светличный и Арясов приставлены к начальнику уголовного розыска как телохранители. Жаль, приходится начинать не с Тобратова, а с его подчиненного.