Из окна недалеко от дома виднелся стеклянный парник, рядом — вскопанная грядка. Скорее всего, из-под картошки. Значит, в доме или сарае есть погребок, где хранятся запасы — не могут же хозяева все увезти.

В первой комнате на полу лежал половик. Михаил приподнял его и увидел нечто наподобие крышки с ввинченной проушиной. Взялся за нее, потянул. Крышка открылась. Из погреба дохнуло запахом сырых овощей и солений. «С голода не умрем», — снова усмехнулся Михаил.

На улице совсем рассвело. Надо было подумать о завтраке и о том, где провести день. Можно, конечно, не выходить из дома, но сутками валяться было не в характере Михаила. Ко всему, хотелось пить и не плохо бы вскипятить воды, заварить чаю или кофе, да воды в доме не было. И водопровод, что виднелся снаружи, теперь уже отключен, чтобы не заморозить систему.

Михаил поднялся на мансарду, вырвал из книги садовода несколько листов и нарезал на них колбасу, хлеб. Водки осталось еще больше полбутылки, но пить он не стал: голова должна быть ясной, принимать моментальные решения, да и желания напиться не было.

Позавтракал, собрал остатки еды в тумбочку и сел напротив окна: надо проследить, когда комендант делает обход участков. Потом спустя полчаса можно будет выходить и ему.

Ждать пришлось недолго. Пожилой мужчина крепкого телосложения шел неторопливо с собакой, внимательно осматривая участки. Михаил отошел от окна в глубь комнаты, чтобы не было видно, и продолжал наблюдать за комендантом. Тот дошел до забора и повернул обратно.

Спустя полчаса вышел из своего убежища и Михаил. Выглянув из-за кустов барбариса на улицу и никого там не увидев, легко перемахнул через забор и направился к воротам. На нем были плащ, широкополая шляпа, на ногах — резиновые сапоги. Свернул в лес и срезал палку — настоящий грибник, только без корзины. Не беда — вышел на разведку. Так и шел по лесу вдоль дороги, направляясь к своему родному Звенигороду.

К Митричу он решил заявиться часов в одиннадцать ночи. Улицы в это время пусты, и многие жители уже спят.

У села Хлюпино на вырубке увидел грибников. Они бойко перекликались, наполняя корзины лесными дарами. День, как и прошлый, выдался погожим, солнечным, и к 9 часам иней уже растаял, шляпки опят засияли, как смазанные маслом.

Близко к людям Михаил не подходил. На всякий случай поднял кем-то брошенный полиэтиленовый мешок и нарезал в него грибов.

Впереди был целый день, а он прошел уже треть пути. Хотелось пить, и он рискнул выйти в село.

Народ уже проснулся: кто-то копался в огороде, кто-то куда-то брел по улице. На него никто не обращал внимания: да и кому какое дело до незнакомого человека, когда у каждого своих забот хватает.

Михаил чувствовал себя в безопасности и решил зайти в магазинчик. Покупателей было трое, две молодые женщины и старичок. На Михаила они даже не глянули. Он купил сумку, в нее еще хлеба, колбасы и заморскую минералку — своей не было — и повеселевший снова направился в лес.

К Звенигороду он подошел в сумерках и больше часа сидел в лесу, ожидая, когда смолкнет гул машин на дороге.

Небо густо вызвездило, и сверху потянуло холодом, а снизу сыростью. Часов у Михаила не было, по его прикидке, был уже десятый час, он начал мерзнуть и потому не стал ждать одиннадцати. Вышел из леса и неторопливо побрел по шоссе к городу.

В школе только в окне сторожа горел свет. Михаил заглянул в щелку между шторами и увидел Митрича, сидевшего у телевизора. Старик жил один. Жену похоронил два года назад, и порядок в его комнате был холостяцкий: на столе — кастрюля с мисками, кровать не прибрана, на ней разбросана верхняя одежда.