Он осмотрел все вокруг, прислушался. Ни единого звука. И торопливо стал пробираться к опушке.

Грибник, несомненно, видел его. Кто он, мужчина или женщина? Село здесь недалеко, потому могла забрести и женщина. Но скорее всего мужчина: женщины нынче одни бродить по лесу не рискуют. Что подумал о нем? Напился и уснул? Вероятнее всего. Если бы заподозрил, что беглый арестант, вряд бы хватило мужества резать рядом грибы. Посмеялся, наверное. Мужик нашел грибной пенек, хлопнул от радости граммов двести и решил отдохнуть: после, мол, срежу. Вот будет чертыхаться…

Такой вывод несколько успокоил Михаила. Он сбавил шаг и, выйдя на тропинку, ведущую к селу, пошел увереннее, целеустремленнее.

Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, бодрым, полным сил, но страшно хотелось есть, хотя бы кусочек хлеба, но хлеб в садовом домике вряд ли найдется.

Когда с Парамоновым он приезжал к садоводам, видел на въезде небольшой магазинчик, где продавали продукты. В селе, конечно, покупателей немного и продавцы почти каждого знают в лицо. Но рискнуть придется — не с голоду же умирать. А возможно, на пути попадется и продуктовый киоск, их в последнее время везде понастроили… Куртка вот сзади порванная — явная примета. Надо снять. К счастью, не холодно.

Михаил снял чужую одежду, свернул ее и сунул под мышку.

В село он вошел, когда почти стемнело. На улице людей не было, кое-где мужчины и женщины возились во дворе, управляясь с хозяйством. На него никто не обращал внимания.

Магазинчик оказался еще открытым. Около него бузили трое крепко подвыпивших мужчин. Рядом был и киоск, но там, кроме спиртного и курева, ничего не было. Пришлось идти в магазин, а чтобы выдать себя за одного из собутыльников, Михаил к хлебу и колбасе прикупил бутылку водки. Выпить ему хотелось: для снятия напряжения и чтобы хоть немного забыться.

Расчет его оказался верным: садоводческое хозяйство пустовало — ни в одном домике не горел свет.

Михаил прошел по одной улице, по другой, выбирая местечко поглуше, поудобнее на всякий непредвиденный случай. Остановился на домике в тупичке, у самого забора, отделяющего садовые участки от давно строящегося объекта, застывшего, как и многие другие «перспективные» сооружения, из-за нехватки денег.

Домик отличался аккуратностью, добротным забором, зарешеченными окнами — первым признаком его исключительно сезонного обитания.

Калитка была заперта висячим замком. Отпереть его для Михаила труда не составляло, но он предпочел перепрыгнуть забор. А вот чтобы войти в дом, пришлось отрывать штакетину и вытаскивать из нее гвоздь. Повозившись минут десять, ему удалось наконец открыть внутренний замок.

В доме было прохладно, и Михаил по крутой лестнице поднялся на мансарду. Здесь было теплее и уютнее. У стены стояла кровать, заправленная толстым ватным одеялом. У окна, выходящего на улицу, — небольшой столик и табуретка. Михаил положил на стол покупки и, бросив на кровать куртку, с жадностью откусил большой кусок хлеба. Рукавом вытер стол, на ощупь стал резать на нем колбасу. Лишь утолив немного голод, откупорил бутылку водки и сделал несколько глотков из горлышка. Приятное тепло разлилось по груди, он повеселел и, отогнав окончательно все прошлые переживания, сел на табурет и по-домашнему, неторопливо приступил к трапезе.

На сытый желудок думалось лучше. С неделю, может чуть подольше, пожить здесь можно. Днем он будет уходить, а ночью возвращаться. Сторожей, рассказывала знакомая Парамонова, здесь не держат, есть один комендант, который делает обход утром и вечером. Пока снег не выпал, он ничего не заметит.

Надо установить связь с Ларисой, заставить ее добыть ему миллионов пять. Возможно, он осядет где-то и поближе. Главное — документы. Хочешь не хочешь, а снова придется пойти на убийство… Присмотреть бы мужчину хоть немного похожего на себя, да с документами.