Заявил таксист о нем или нет? Что-то подсказывало Михаилу, что не должен: не из-за жалости к нему, а из-за своего благополучия не захочет, чтобы его таскали на допросы, в чем-то усомнились, в чем-то заподозрили. Но надо рассчитывать на худшее. Если заявил, расскажет, все как было, Петропавловского, скорее всего, будут искать по пригородным поездам, автобусам. Вряд ли кому-нибудь придет в голову, что он задержится там, где вылез из машины, тем более искать его на садовых участках.

Митрич, знакомый сторож, проживает в школе, в двух кварталах от дома Петропавловских, значит, можно подойти незаметно… До Звенигорода от Малых Вязем километров двадцать, можно пройти пешком. Далековато, но в автобус лучше не соваться. Нападение на шофера осуществить только тогда, когда будут деньги и можно сесть на поезд, иначе милиции нетрудно догадаться, кто напал. А уж тогда весь район так обложат, что мышь не проскочит…

Можно было-бы и сейчас отправиться в родной город, но не надо пороть горячку, испытывать судьбу дважды. Она этого, как говорила в детстве бабушка, не любит: раз потрафит, два, а потом и накажет.

Насытившись и наметив план на ближайшее время, Михаил забрался под одеяло и долго еще лежал с открытыми глазами, отгоняя от себя всякие непрошеные мысли.

Проснулся он, когда было еще темно, и снова лежал, перебирая в памяти подробности вчерашнего побега, удачные моменты и просчеты, которые могли иметь плохие последствия. Удача — его психологическая оценка дежурного наряда во главе с Лисогором. При других охранниках так легко ему бы не уйти. Разумеется, сыграл и фактор внезапности, по утверждению Кондрата, всегда беспроигрышный. Просчет допустил один — оставил в живых таксиста. Спрятал бы машину в лесу, его закопал, а документы очень бы пригодились… Оставил опасного свидетеля. Ошибка не смертельная, но заставляет сделать соответствующие выводы.

Едва начало рассветать, он встал и приступил к тщательному изучению нового временного жилья. Комната мансарды была довольно просторная — метров восемь, обшита по бокам и сверху вагонкой. Кроме стола, кровати, табурета и небольшой тумбочки, что стояла в углу, ничего не было. В тумбочке он нашел электрическую бритву, одеколон, книги по садоводству и овощеводству. Бриться не стал, вспомнив, что решил отпускать усы и бороду.

Спустился на первый этаж. И сразу увидел то, что так хотелось найти, — плащ. Примерил. Хозяин дома — крупный мужчина: плащ висел на Михаиле как на вешалке. Можно надеть на куртку. Плащ не новый, но довольно приличный: темно-синий из плащевой ткани. В дождь, разумеется, в нем много не находишь: ткань, хотя и называется водоотталкивающей, промокает до нитки. В коридоре нашлась и обувка сорок пятого размера, тоже велика, но сменить свою необходимо. А раздобудет денег, купит себе по вкусу.

Здесь же в коридоре была и женская одежда и обувь в разном ассортименте: от пальто на искусственном меху до вязаных кофт; от резиновых сапожек до теплых комнатных тапочек. Женщина, видно, жила на «фазенде» подольше, а мужчина наведывался изредка: где-то еще работал.

В первой, большой, комнате у простенка стоял сервант. В нем Михаил нашел начатую пачку чая, полбанки кофе, крупу, соль и немного сахара. И посуды на четыре персоны. Но судя по использованным чайным бокалам — въевшемуся в фарфор чайному налету, — в употреблении были только два. Значит, хозяева были не очень гостеприимны, жили замкнуто, отчужденно. И тут подфартило Михаилу.

Другая комната, чуть поменьше, чем наверху, тоже служила спальней — кровать, тумбочка, табурет. Заглянув под кровать, Михаил обнаружил там электрообогреватель — значит, не замерзнет.