Этой фразой прикрывается царящая в колонии садистская система, при которой происходит разрушение личности человека, превращение его в безвольную рабочую скотину. Те, кому удалось бежать из колонии, в один голос утверждают, что там существуют рабские условия труда.

Колонисты обязаны трудиться по 12–14 часов в день, без выходных. Они лишены права на частную жизнь. Все, как на исповеди, должно докладываться самому Шэферу. Действует правило: если кто-нибудь сказал или сделал что-нибудь «дурное», виноват не только ослушник, но и тот, кто на него не донес. В колонии царит атмосфера взаимной слежки и недоверия.

Сантьяго. 29 ноября 1988 года

Ровно в полдень в отеле у четы Тоуэрс зазвонил телефон. Ричард, ждавший звонка, быстро снял трубку.

— Мистер Гоуэрс? — услышал он голос Гомикавы.

— Да, это я, — громко ответил Саундерс.

— Куда вы вчера пропали? Я искал вас, повсюду. Вы не хотите сегодня прогуляться, здесь такая хорошая погода.

«Ленарт позвонил», — понял Саундерс.

— С удовольствием, — ответил он. — встретимся внизу через полчаса.

Положив трубку, он кивнул Монике.

Через час они шли по улице втроем, и Гомикава громко рассказывал:

— У Марка все в порядке. Священник обещал достать два пропуска в лагерь, якобы для английских журналистов из миссии Красного Креста, прибывших из Европы. Но нужно будет ехать в Тальку, к полковнику Астеньо.

— Ехать надо прямо сегодня, — решительно сказал Ричард.

— Это очень опасно, — вмешалась Моника, оглядываясь по сторонам, — они, наверняка, знают об исчезновении Торнера. Нас может ждать там ловушка.

— Может, — согласился Ричард, — но другого выхода у нас нет. Сегодня вечером едем в Тальку. Сэй, нужно будет взять билеты.

— Ясно, — кивнул Гомикава, — кто поедет в лагерь?

— Я и Ленарт, — твердо сказал Ричард. Мимо прошла большая группа студентов, что-то громко обсуждавших. Среди них было много молодых девушек.

— Лучше, если поедут Моника и Марк, — очень тихо возразил Гомикава, провожая их взглядом. — Вам нельзя там появляться.

— Свою работу я должен делать сам, — сказал Ричард.

— Но это безумие. Вы не уйдете оттуда живым. У них, наверняка, есть ваши фотографии, — возразила миссис Вигман.

— Мы придумаем что-нибудь, — успокоил их Ричард, — чтобы меня не узнали. Но поеду туда только я сам, лично. Я как-то не привык перекладывать свою работу на других.

В отель они вернулись в третьем часу дня, пообедав в небольшом ресторанчике с гордым названием «Эспаньола». Гомикава поехал на вокзал брать билеты дj Тальки, а Саундерс сел перед зеркалом, обдумывая свое положение. Он понимал, что его появление в лагере не сможет остаться незамеченным и «легионеры» могу опознать его. Необходимо было придумать нечто такое что сразу сняло бы с него всякие подозрения.

Вечером этого дня в поезде, отправляющемся в Тальку, в купе 1-го класса сидели двое журналистов. Один молодой парень лет двадцати пяти с радостной, счастливой улыбкой на лице. Другой — полный, пожилой, лет пятидесяти, инвалид, потерявший руку во время вьетнамской войны, где он был корреспондентом английского телевидения. Этим человеком был Ричард Саундерс. Искусно наложенный грим состарил его лет на пятнадцать — двадцать, а одетая сверху широкая куртка, неузнаваемо менявшая его фигуру, и неподвижная левая пука в черной перчатке скрывали его внешность.