Только Пикколо и Рида остались стоять у борта, не удостаивая солнце своим вниманием. Рида равнодушно колупает нитки на леере, потом, все также равнодушно, кожу на своих обгоревших плечах. В ней сейчас ничего не осталось от женщины, и почти ничего от человека: одна лишь сгустившаяся мысль.

Рида лижет палец, ловит слабый ветерок и говорит:

— Пикколо, поплывем на остров?

— Зачем, госпожа?

И она отвечает спокойно, как бы между прочим:

— Надо же их как-то оттуда выгнать.

Она беседует с офицерами, о чем-то договаривается, и шлюпка отплывает. Рида на веслах, горбун на руле. Впрочем, руль сегодня не слишком нужен. Рида и сама неплохо управляется. Выбрав узкий язычок пляжа, она аккуратно сажает лодку на песок.

Спрыгивает, осматривается, запрокидывает голову.

— Так, вон та площадка, похоже, подойдет. Ну, с Богом.

Они долго ползут наверх по еле заметной тропинке. Из-под ног текут струйки песка. Рюкзаки давят на плечи, тянут вниз.

Наконец они выбираются на маленькую полянку ближе к вершине острова. Пикколо ставит палатку. Рида садится, смотрит на море.

Тот момент, когда она ушла за Темную Завесу, Пикколо, как всегда, проворонил.

Минут через десять он почувствовал первый толчок. Земля под ногами вдруг провалилась на ступеньку вниз, потом вернулась назад. Несколько секунд и снова толчок, посильнее.

Потом Пикколо уже лежит на земле, вцепившись пальцами в траву, и уговаривает себя, что все это лишь иллюзия. Остров ходит ходуном.

Потом слышится страшный треск, будто рвутся жилы земли, и воспаленный язык лавы медленно ползет откуда-то из недр острова в море.

Пикколо закрывает глаза, ждет, пока земля успокоится. Потом подходит к обрыву. Вода в бухте все еще дымится. А на море во всю кипит драчка. Пираты, разумеется, не вынесли психологической атаки и ударились в бегство. Прямо в объятия аржентских кораблей.

— Порядок? — спрашивает Рида.

Она снова сидит на том же месте, будто никуда не исчезала. Только бледная до прозрачности, и губы синие.

— Порядок, — отвечает Пикколо. — Режут друг друга, как заведенные.

— Ну и хорошо. Тогда я — спать, — и она заползает в палатку.

Пикколо, которому подобные приключения не впервой, отправляется на поиски родника. Имеется настоятельная потребность остудить голову. Да и Риде, когда она проснется, холодная вода не помешает.

И тут на полянке появляется незваный гость: Конрад.

Как только в победе Аржента не осталось сомнений, он бросился на остров, чтоб первым сообщить эту новость Риде. В драке он заработал очередную царапину, ничего не ел с утра, полдня жарился на солнце. Но что значат все эти мелочи по сравнению с силой любви, которая тащит его к ногам его Дамы?

И вот он откидывает полотнище, закрывающее вход в палатку, и произносит фразу, которую твердил всю дорогу — и в шлюпке, и пока лез по откосу наверх:

— Радуйся, госпожа, мы победили!

И тут же понимает, что фраза невероятно дурацкая, да и сам он выглядит круглым дураком.

Он всегда знал, что Рида особенная, не такая как все, но всегда считал, что это мило и замечательно. Всегда, но не сейчас.

После яркого солнца ему кажется, что палатка заполнена густым фиолетовым туманом. И за этим туманом лежит она, самая прекрасная на свете женщина, изжелта-бледная, постаревшая разом на двадцать лет. Лежит неловко, словно брошенная кукла.

Свет бьет ей в лицо, она открывает глаза и смотрит на Конрада зыбким бессмысленным взглядом (обычный взгляд проснувшегося человека, возведенный в десятую степень), и что-то спрашивает.

Но что, он уже не слышит. Все вокруг начинает плясать, дробиться и меркнуть. И Конрад мягко сползает на траву.

Когда он очнулся, она, слава Богу, была уже здешняя, обыкновенная, такая, какой он ее знал и любил.