|
Он дернул голову Гумилева вверх и с силой опустил ее лицом в землю. Лев почувствовал, как рот наполняется кровью. – Эй, Штырь, – позвал Свист, – что встал, как хрен на целку? Иди сюда, подмогнешь… «У меня есть последний шанс, – подумал Гумилев, – снова превратиться в берсерка, как тогда, в Крестах. Скинуть с себя эту тушу, вцепиться в горло Свисту… Но как войти в это состояние? Я не сумею сделать это специально…» – Что здесь происходит? – прогремел над ним чей то металлический голос. – Совсем страх потеряли, урки поганые? Хватка, сковывавшая руки Гумилева, ослабла. – Ну, зачем же так, гражданин начальник, – разочарованно проговорил Свист. – Мы тут занимаемся гимнастикой на свежем воздухе. Никаких безобразиев не допускаем. Правда, Левушка? – Взять их, – скомандовал голос. Лязгнули затворы винтовок. Никогда еще этот звук не казался Гумилеву таким прекрасным. – Эй эй, – запротестовал Свист, – зачем эти излишества? Я и так прекрасно знаю… Он не договорил. Послышался хлесткий удар и вслед за ним – протяжный стон. – Звери! – взвизгнул Свист. – Прикладом по почкам! Суки позорные! Еще один удар – как будто камень шлепнулся в кадушку с тестом. Туша, навалившаяся на Гумилева, вдруг проворно вскочила на ноги, больно наступив при этом ему на лодыжку. – Заключенный Гумилев, – прогрохотал жестяной голос, – встать! Лев поднялся, отряхнул робу. Перед ним стоял замначальника Особого отдела Норильсклага майор Федун – невысокий, чрезвычайно широкоплечий лысый мужчина лет пятидесяти. Вместе с Федуном во дворе находилась дюжина солдат караульной роты, державшая под прицелом Свиста и его подручных. Подручных было трое – кроме уже известных Гумилеву блатных, присутствовал еще и здоровенный мужик с вытянутым и словно бы вдавленным лицом и длинными, как у орангутанга, руками. Судя по всему, это и был сидевший до поры до времени в засаде Рыло. – Заключенный Гумилев, – сказал майор Федун. – У тебя есть пять минут, чтобы привести себя в порядок и явиться в Особый отдел. С тобой хотят поговорить. «Что ж за день сегодня такой, – подумал Гумилев. – Всем не терпится со мною поговорить…» – Спасибо, товарищ майор, – сказал он искренне. – Уже иду. – Левушка! – крикнул ему вслед Свист. – Мы еще встретимся, ты жди! – Заткните этого придурка, – велел Федун. – Потом всех в наручники и в карцер. …Но все растет беда, ее не проиграли Ни мы и ни они, нигде и никогда. Вот разбудил затвор упругим треском стали Ее глухих богов, и все растет беда . Нога болела по прежнему. Он плескался в умывальной, стирая с лица кровь и грязь, когда в дверном проеме вырос Томаш. – Живой, друг? – спросил чех. – Как видишь. Спасибо за бритву, она пригодилась. Томаш махнул рукой. – А, пустяки! Лучше скажи спасибо, что я шепнул о твоем деле ребятам. Так что когда Федун стал тебя разыскивать, ему сразу сказали, что ты бьешься с блатными за литейным. – А зачем я ему понадобился? Томаш сделал загадочное лицо. – Говорят, там прилетел какой то офицер НКВД из Москвы. Спецрейсом. – И причем же тут я? – Не знаю. Но как только он прилетел, Федун побежал тебя искать. Так что выглядеть тебе нужно получше. Может, побреешься? – Хватит с меня бритв. По крайней мере, на сегодня. Лучше одолжи свои сапоги. В кабинете Федуна, куда его пустили сразу же и без лишних вопросов, навстречу Гумилеву поднялся высокий, коротко стриженный блондин с перебитым носом. |
