А сам направился к «ауди», поскольку доблестные служители правопорядка уже принялись копаться в салоне, временами отодвигая прямо-таки висевших у них на плечах любопытных понятых. Капитан, стоявший чуть в сторонке с видом руководившего битвой фельдмаршала, покосился на вставшего вплотную Мазура неприязненно, но свару затевать не стал.

    Мазур собрался было потолковать по душам с кем-нибудь еще из приехавшей группы, но после короткого размышления от этой мысли решительно отказался. Могли быстро просечь, что милиционер он липовый. Наверняка есть в поведении и прочем масса нюансов и оттенков, которые помогут настоящему спецу вмиг разоблачить подделку, – как он сам в два счета расколол бы мента, пытавшегося изображать спецназовского офицера. Так что лучше не лезть на рожон, чтобы не получилось еще какой-нибудь коллизии.

    Ну вот, соизволил наконец... Патрикеич припарковал машину за милицейской «газелью», огляделся и сходу, как и подобает хорошо обученному псу, кинулся было в гущу событий. Мазур придержал его за локоть и дал краткую вводную:

    – Этот козел из «мерса» заявил, будто Нинка ему пушкой грозила. Действуй, подчисть там все, что можно, и вообще...

    Патрикеич деловито кивнул, моментально вклинился в собравшихся у «ауди» и, насколько Мазур мог расслышать, принялся сыпать параграфами, статьями всевозможных кодексов, а также Конституции и прочими юридическими причиндалами. Слабая попытка милиционеров его малость потеснить ни к чему не привела, и они примирились с Патрикеичем, как с неизбежным злом.

    Мать твою в рифму, как выражался Александр Сергеевич Пушкин – правда, не на публике, а в частных письмах... Один из сыскарей в штатском распрямился с азартным лицом уцапавшей добычу гончей и продемонстрировал небольшой черный пистолет, который он предусмотрительно держал на весу, подцепив авторучкой за скобу. Правильный капитан, мельком оглянувшись на Мазура – словно язык показал, – величаво кивнул головой. Пистолет проворно опустили в прозрачный пакет, предварительно продемонстрировав понятым во всех возможных ракурсах. И принялись шмонать машину далее. Нина, как любой на ее месте, громко стала уверять, что впервые эту гадость видит, но Патрикеич что-то зашептал ей на ухо насчет пятьдесят первой статьи Конституции, и она покладисто замолчала.

    В одном Мазур мог быть совершенно уверен: он с самого начала шмона не спускал глаз с тех, кто его производил, и дал бы руку на отсечение, что с е й ч а с, вот только что, они ни за что не сумели бы подбросить ствол. Исключено. Они его не подбрасывали, они его и в самом деле достали из-под пассажирского сиденья. В уравнении, таким образом, моментально объявились дополнительные иксы, игреки и прочая научная хренотень...

    А буквально через минутку тот же опер извлек из «бардачка» белую пластмассовую коробочку – опять-таки Мазур прекрасно видел, что и ее подбросить не могли, чтобы ее извлечь, опер предварительно выгреб оттуда кучу всякой мелочевки, и рубашка на нем была с короткими рукавами, и Мазур следил во все глаза...

    Открыв коробочку со всеми предосторожностями и понюхав, а потом попробовав на язык содержимое, сыскарь что-то сообщил старшому с тем же довольным видом. Коробочка повторила судьбу пистолетика – продемонстрированная понятым, упокоилась в пластиковом пакете.

    Больше, как ни шарили, не откопали ничего, что, с их точки зрения, подходило бы под категорию криминального. Впрочем, и того, что нашли, Мазур прекрасно понимал, хватало...

    Патрикеич подскочил к Мазуру, зашептал:

    – Задержание, ясен пень.