Он отчетливо узнавал ту самую рубашку, которую действительно много раз видел на Петруше. Но только рубашку. Нет, тут что-то не то! Не мог Петр сам затянуть на себе петлю, и зачем бы ему это делать! И вообще, что-то странное было в повороте спины, так люди не лежат, если только… если только им не свернули шею.
Савва подошел еще ближе и посмотрел внимательно. Дай вообще…
В этот миг тело перевернули, и дежурный по этажу разразился заковыристой матерной тирадой.
На нарах был не Петр Певцов.
Более того, Петр в чужой грязной рубахе стоял у дальней стены, зажав в зубах «беломорину», и выглядел как молодой, но хорошо начавший зэк.
* * *
Когда тело унесли и охрана вместе с не понадобившейся врачихой удалилась, Савва расслабился, и Ржавый сразу сказал:
- Теперь я тебя, Савва, вижу. А так все думал, вроде бы ты вошел, а вдруг - нет.
- Долго я воздействовать не могу, да теперь и не нужно, раз все свои.
- Ага, теперь только свои остались, - подтвердил Ржавый.
- Савва Тимофеевич! Господи, откуда? - изумленно воскликнул Петр, и все остальные зэки тоже уставились на Савву с удивлением. Такое, чтобы человек пришел добровольно с воли да в тюремную камеру, а охрана при этом на него смотрела как на стенку, увидишь не часто.
- Ишь ты! - усмехаясь, сказал Ржавый. - Смотри, какой важный стал, Савва Тимофеевич! Век воли не видать!
- Да разве ж я изменился? - улыбнулся Савва. - Только до-честному?
- Если по-честному, то не очень, - ответил Ржавый. - Ну сказывай, чего пожаловал? Из-за этого, что ли, деятеля? - Он кивнул в сторону Петра.
- Ради него.
- Я так и думал. Ты присядь, времени у нас с тобой много - до самого ужина, давай потолкуем. Сколько уж с тобой не виделись! А ты, парень, - обратился Ржавый к Петру, - пока в сторонке посиди.
Петр послушно отошел и сел в самый угол.
- Ну как дела твои, Саввушка? Своих-то нашел?
- Нет, - покачал головой тот. - Нет, не нашел.
- И так ничего и не вспомнил?
- Да вспоминаю иногда, как вспышка, в мозгу возникает вдруг мимолетная картина. Особенно если случайно набреду на то место, где уже бывал. Так ведь его ж еще найти надо. Но одно, кажется, я точно установил: я питерский. Я ведь, Василь Палыч, много где побывал, до Владивостока доехал, а уж европейскую часть исколесил вдоль и поперек. Сначала в Москве мне стали попадаться такие места, где вдруг что-то вспоминалось. Мавзолей увидел и вспомнил, как летом с матерью и отцом стояли туда в очереди и я… лужу напустил. Отец и мать словно в тумане, а про лужу - все в подробности.
- Пацанятами-то мы все себя помним, - отозвался Ржавый.
- А уж когда попал в Питер - здесь все знакомое. Я даже нашел дом и, кажется, квартиру, где жил когда-то, но уже взрослым. Но ни разу мне не попалось ничего, что я помнил бы ребенком.
- Значит, ты приехал в Питер учиться, все понятно, - заметил Ржавый.
- Да, я тоже об этом думал, - кивнул Савва. - Надо бы действительно обойти институты, техникумы.
- Какие там техникумы? Ты сразу в университет иди, - присоветовал вор в законе. - У тебя же не голова, а Дом Советов. Тебя про что ни спросишь, все ты знаешь, а не знаешь, так сообразишь. |