-  Приехали! Один - то ли фантом, то ли суперагент, другой - инопланетянин. - Беневоленский даже развеселился. Правда, от этого веселья хорошего можно было не ждать. - Хотелось бы побеседовать - уж если не с первым, так со вторым. Вы постарайтесь, а? Найдите мне хотя бы его. А что, пригласим на службу. Такие люди нам нужны тоже.

    -  Это - поручение? - решился уточнить Андрей Кириллович.

    -  Именно так - поручение.

    * * *

    На сцене театрального зала Дворца культуры имени Ленсовета заканчивался последний акт бессмертной трагедии Шекспира.

    -  Это ты, Отелло? - спрашивала несчастная, но еще не задушенная Дездемона.

    -  Да, Дездемона, - подтверждал отчаявшийся ревнивец мавр.

    -  Ты не ляжешь спать? - вопрошала Дездемона с надеждой.

    Как-никак, она велела постелить то самое белье, на котором ее лишал девственности в первую брачную ночь воинственный муж. Таким способом она рассчитывала напомнить мавру о их любви, потому что Отелло на ее глазах сходил с ума от беспочвенной ревности.

    -  Ты перед сном молилась, Дездемона? - отвечал вопросом на вопрос венецианский мавр.

    -  Да, дорогой мой.

    -  Если у тебя есть неотмоленное преступленье, молись скорей.

    -  Что хочешь ты сказать?

    -  Молись скорее. Я не помешаю. Я рядом подожду, - торопил ее заботливый муж. - Избави Бог убить тебя, души не подготовив.

    Это, к счастью, был не спектакль, а всего лишь прогон последнего акта. Актеры народного театра играли без костюмов и грима. Огромный зал был пуст и темен. Лишь в пятом ряду сидели несколько человек за столиком с маленькой настольной лампочкой. Режиссер делал замечания по ходу развития событий на сцене, помощники записывали их в рабочие тетради.

    И никто не догадывался, что в подвале под сценой лежал человек, на голову которому был надет мешок из дерюги, а руки соединены впереди наручниками. Этот человек страдал вместе с героями великой пьесы, хотя до него не долетал со сцены ни один звук. Просто он ощущал то несчастье, которое вот-вот должно разразиться рядом, и мучился от своего бессилия.

    Это был Савва.

    Всего лишь день назад он сумел вывести из «Крестов» Петю, а теперь сам попал в довольно странную историю. Силы его до последней капли ушли на тот самый выход из следственного изолятора. Петя даже растерялся, когда, глотнув влажного воздуха свободы, вдруг обнаружил, что его спаситель оседает на землю у самого мрачно-торжественного кирпичного здания.

    -  Савва Тимофеевич, что с вами? - заволновался он.

    И Савва, с трудом ворочая языком, объяснил: «Не могу я идти. Надо лежать… Босиком. Березу. Солнце».

    Ни солнца, ни березы в декабрьском Петербурге поблизости от «Крестов» не было. И Петя сделал единственное, что мог. Он остановил частника, объяснил, что родственнику стало плохо, и уговорил довезти их до дома. Частник, пожилой человек на проржавленных «Жигулях», не только не взял с них денег, а даже помог Пете довести Савву Тимофеевича до квартиры. После этого Савва отлеживался на диване, а Петя первым делом сообщил электронной почтой о своем освобождении Даше. Звонить по телефону он опасался: вдруг те же самые люди, которым за что-то понадобилось отправить его в камеру, поставили и телефон на прослушивание. В этом он не ошибся. Прослушивания еще не было, но скоро оно началось.

    Часа через два вернулась Ольга Васильевна.