Изменить размер шрифта - +
Позвонила, чтобы обрадовать своего знакомого юриста, но тот вместо радости выразил противоположные чувства. Пожалуй, он взволновался даже больше, чем поздней ночью или ранним утром, когда плачущая Ольга Васильевна звонила ему в первый раз.

    -  Ты не представляешь, что вы наделали! - кричал он. - И как теперь посоветуешь мне спускать это на тормозах?

    Пете было ведено в ту же секунду перебраться к кому-нибудь из хороших знакомых и не показывать несколько дней носа, пока он, юрист, все не утрясет.

    Савва тех разговоров не слышал, потому как лежал в забытьи.

    Он показался на следующий день, когда, пошатываясь от слабости, вышел на улицу, чтобы подержаться рукой за ствол березы, которая росла в садике перед домом. Береза всегда помогала нарастить новые силы. Тут-то ему и набросили мешок на голову.

    Правда, обращались с ним вполне пристойно. Не били, не матюгались, а, наоборот, даже извинялись за причиненное насилие. Но только руки его были защемлены наручниками, а мешок, словно паранджа, по-прежнему закрывал голову и верхнюю часть тела.

    Его оставили одного в теплом, но темном подвале, еще раз извинились, сказав, что скоро освободят, и ушли. И теперь он лежал на чем-то нежестком, видимо на спортивном мате, и страдал от того страшного, что происходило между мужчиной и женщиной где-то поблизости.

    Сил со вчерашнего дня почти не прибыло. Их оставалось едва-едва на поддержание тлеющего огонька жизни, Но даже и эти силы надо было сейчас израсходовать, чтобы предотвратить надвигающееся убийство ни в чем не повинной страдающей женщины.

    Савва попытался слиться с душой страстного человека, удивился тому, как много всего в ней было намешано, и постарался хотя бы на время лишить ее агрессивности. «Пусть они простят друг друга и прямо сейчас станут зачинать ребенка. Мальчика или девочку. Ребенок крепко соединит их жизни», - пожелал Савва и начал внушать это мужчине.

    -  Ты о моем убийстве говоришь? - уточняла между тем испуганная Дездемона.

    -  Да, об убийстве, - соглашался с нею страдающий ревнивец.

    -  Господи помилуй! - воскликнула Дездемона.

    -  Хорошо, очень хорошо! - приговаривал режиссер. - Он ведет себя так естественно! Остается лишь удивляться, как ему удалось вжиться в роль!

    И вдруг расхваленный Отелло странно замер посреди сцены, на мгновение призадумался, а потом вместо реплики: «Аминь всем сердцем» понес немыслимую отсебятину:

    -  Хотя о чем я говорю? Убийство верной Дездемоны по прихоти коварного врага? Какой в том подвиг? Нет, Дездемона, ты меня не бойся. Не сердце то с тобою говорило, любимая и верная супруга, а ужас, воспаленный негодяем.

    Дездемона, не выказывая растерянности от того, что ее партнер произнес явно не тот текст, бросила в пустующий зал снова:

    -  Господи помилуй!

    -  Аминь всем сердцем! - наконец ответил ей Отелло. И она облегченно вздохнула: партнер снова вернулся к отрепетированным фразам.

    -  После этих слов, я верю, ты губить меня не станешь? - с надеждой спросила Дездемона.

    На что партнер должен был громко произнести: «Гм», - но он отчего-то опять задумался. Быть может, предположил, что должен сказать еще что-нибудь.

    -  Гм? - подсказала ему Дездемона. - Гм-гм? - громче повторила она.

    Но партнер не понял намека. И вдруг снова понес отсебятину:

    -  С какой бы стати я тебя убил, сама подумай? Ты мне верна, а я тебя люблю.

Быстрый переход