— Я прибег к образному сравнению...

— Возможно, возможно... — Брюгель продолжал брезгливо кривить губы. — Я, знаете ли, плохо разбираюсь в таких вещах, как образы, эмоции и всякие там художественные сравнения. Я солдат, а не какой-то театральный рецензент или слабонервная девица.

Верк смутился и даже слегка покраснел. Он догадывался, что комендант лагеря относится к нему недоброжелательно, но не ожидал такого неприкрытого, откровенно злобного выпада со стороны эсэсовца. Сравнить его со слабонервной девицей... Какой патентованный негодяй! Готов придраться к любому слову, истолковать по-своему, раздуть бог знает во что. Конечно, он, Верк, допустил ошибку: разговаривая с этим позером, нужно держать ухо востро. Видите ли, оберштурмфюрер считает, что любое проявление чувствительности, любые переживания недостойны настоящего арийца. Само слово «эмоции» вызывает у него брезгливость. Прекрасно! Один-ноль в пользу оберштурмфюрера. Случайно в начале игры он забил гол. Но на большее пусть не рассчитывает.

Верк мгновенно изменил тактику и, казалось бы, преобразился сам. Изображая прилив радости и восхищения, потирая от удовольствия руки, он воскликнул:

— Вы правы, оберштурмфюрер! Вы, возможно, даже сами не представляете, как вы глубоко правы и как искренне я признателен вам. Я полностью разделяю ваше мнение по поводу всяких там эмоций, которые могут только отвлечь нас от нашей задачи и выполнения нашего долга и даже... на какое-то мгновение могут расслабить нашу волю. Не так ли?

Гауптман великолепно самортизировал, смягчил нанесенный ему удар. Пойми его: смеется сквозь льстивые слова или говорит искренне. Во всяком случае, придраться не к чему.

— Полностью согласен! — Радостно сияя глазами, Верк аппетитно облизал свои полные, сочные губы, словно только что проглотил какое-то лакомство, и сразу же перешел в наступление. — Поэтому, дорогой оберштурмфюрер, не будем тратить времени попусту и приступим... Дело-то особой, чрезвычайной важности, уверяю вас. Вы видели эшелон... Прекрасно! События намного опередили наши планы. Предполагалось — я имею официальное предписание, — что первая партия предназначенных для ремонта машин прибудет через месяц. Они прибыли сегодня! И не десять машин, а двадцать семь! Это не все, дорогой оберштурмфюрер. Возникла еще одна сложность: военный завод прислал в мое распоряжение только восемь мастеров. Меня предупредили — больше не дадут!

Верк не сокрушался, не возмущался по поводу создавшегося положения, а преподносил его в своей обычной полушутливой манере, как будто бы речь шла о каком-то забавном казусе.

— Действительно, — с притворным сочувствием произнес Брюгель. — Что же вы намерены делать?

Верк, как бы готовясь прочесть мысли эсэсовца, заглянул ему в глаза.

— Привлечь к ремонтным работам специалистов из числа пленных. Полагаю, у вас они найдутся? Мне нужны слесари не ниже четвертого разряда, имеющие хотя бы небольшой опыт ремонта танков, автомашин, тракторов.

Вот на что рассчитывает «инженеришка». Ловок! Это, действительно, единственный выход из положения. Гауптман, надо полагать, больше всего боится, что его, как не справившегося с заданием, могут отправить на фронт. А не мешало бы молодчику побывать в пекле. Наверняка не слышал еще, как свистят пули над головой и рвутся снаряды. А так за проявленную инициативу отметят и даже могут наградить. Откинувшись на спинку стула, Брюгель молчал. Он думал над тем, как бы, не ставя себя под удар, хорошенько прищемить хвост этому сытому коту. Ведь не успел приехать сюда, а уже обзавелся любовницей. Говорят, очаровательная девица. Но в полученном приказе сказано недвусмысленно: «При первом требовании начальника ремонтной базы оказывать ему всемерную помощь».