Ну, и усталость давала себя знать. Рае вдруг стало жаль подругу, возможно, из-за чувства превосходства, из-за собственного терпения и сдержанности:
— Любка, не реви, ну подумаешь, вернемся, — тихо сказала Рая бледной и замерзшей уже без движения Любе. — Не ной, помнишь, в прошлом походе тоже мы заплутали, почти сутки бродили в тайге. И ничего, выжили! И сейчас справимся!
Люба уныло кивнула, вой ветра почти полностью заглушил слова подруги. Рая не хотела вспоминать, что в прошлом походе они шли по обычному лесу, среди обычных деревьев, под самым обыкновенным небом. Никаких мертвецов, идолов, магических знаков и предостережений не было и в помине. Были обычные трудности, а они оставались обычными туристами, у которых с собой было все необходимое: спички, консервы, компас. Они твердо знали, что вскоре найдут дорогу, от которой временно отклонились, а в крайнем случае разведут костер, установят палатку, переночуют; слегка встревоженные, но при этом приятно взволнованные приключением.
А то, что происходит сейчас, слишком непонятно и страшно, чтобы быть обычным приключением обычных туристов. Все неправильно, не так, как должно быть в материальном мире, населенном цивилизованными и образованными людьми… Они как бы вышли за пределы ойкумены, как называли древние пределы изведанного мира, подчинявшегося законам природы. Тысячи лет назад путешественники составляли карты, на которых были изображены известные, обитаемые людьми страны, а вокруг простирались земли, населенные ужасными существами: собакоголовыми людоедами, гигантскими муравьями, змеями с человеческими головами. И законы этих земель, правила, по которым они жили, были совершенно иными, волшебными и непонятными. Там всюду подстерегали мрак и смерть, туда нельзя было отправляться в путешествие, оттуда почти никогда никто не возвращался. И вот в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году девять туристов оказались в местах, которые на древних картах обозначались словами: “Тут обитают львы”. Это означало опасность и дикость, неизведанность земель, куда не следовало заходить. Трудно было поверить, что такие места сохранились теперь, когда уже земной шар был сфотографирован со спутника, когда не осталось ни одного места, где не ступала бы нога человека. Однако удивительные события последних дней доказывали, что ребята зашли в странные края, откуда предпочтительнее всего было бы убраться подобру-поздорову, не искушая судьбу. И с тем же упорством, с которым туристы стремились сюда, не замечая предостережений, смеясь над рассказами манси, пренебрегая знаками, щедро рассыпанными по всему их пути, теперь они пытались вернуться обратно. Но, очевидно, это было не так-то легко: ловушка захлопнулась, вход не хотел превращаться в спасительный выход, что-то злорадное слышалось в вое дикого ветра, что-то зловещее крылось в черных нагромождениях скал и ослепительно-белом снежном покрывале, похожем на саван.
Сердце Любы щемили тоска и страх. Нечто подобное испытывали и остальные туристы, однако старались не показывать виду, чтобы не убить остатки смелости, на которые только и приходилось сейчас рассчитывать. Не сговариваясь больше, ребята стали поворачиваться, чтобы идти обратно, к перевалу, который они радостно преодолели так недавно. Измотанные, усталые студенты последовали за Степаном и Егором, которые снова шли впереди всех. Теперь идти было исключительно легко; они скользили по снегу, подталкиваемые диким ветром, который тащил их вперед, вперед, к скалам. Палки были почти не нужны. Отталкиваться не приходилось; каждый несся, как парусное судно при свежем пассате. И, хотя ноги подгибались от усталости и напряжения, они исключительно быстро оказались у подножия горы Девяти Мертвецов, которое с таким облегчением покинули.
Минут двадцать ушло на то, чтобы приблизиться к месту перевала. Степан оперся о большой камень, торчавший из снега, а к нему подошли остальные. Туристы примирились с мыслью о неизбежности возвращения, это принесло облегчение, к тому же только сейчас они поняли, насколько выматывал и раздражал их дикий вой и сопротивление ветра. |