Мать Жозефа не изменилась в лице. «Сестру Агнессу попросили пригласить тебя, а не зачитывать список приглашенных. У тебя ведь котенок там в коробке, да?» Селина кивнула, но коробку не отдала, когда мать Жозефа вновь попыталась забрать ее. «А зачем собственно вы попросили меня принести котенка?» Бросив быстрый взгляд на дверь, за которой раздавались голоса, и почувствовав, что Селина согласна участвовать в задуманном только в обмен на полную информацию, мать Жозефа вздохнула и указала на лестницу.

— Пойдем в мой кабинет, Селина. Я тебе все объясню.

Удовлетворение от того, что к ней относились — в кои-то веки — как ко взрослой, почти вытеснило тревогу, которая охватывала всякого, кто поднимался вслед за матерью Жозефой по этой лестнице. Много лет прошло с тех пор, как Селина перестала нуждаться в помощи миссии, и за это время вернула все долги с процентами; она ничего не была им должна — и все же на этой лестнице сердце ее стало биться в два раза чаще. Когда входишь в двери миссии, невольно принимаешь их правила. А если поднимаешься по этой лестнице — значит ты нарушила что-то из правил.

Какой бы она ни была — хорошей, плохой, никакой — Селина терпеть не могла правил. Они сводили ее с ума. Они делали ее Женщиной-кошкой.

Она уже была на взводе, когда мать Жозефа отперла дверь и пригласила ее сесть на один из жестких стульев для посетителей. Как только монахиня открыла рот, ей стало невыносимо скучно. Селина жила в Ист Энде, но не ощущала себя частью здешнего общества. Она родилась не здесь и впервые ступила на землю Готама в шестнадцать лет. Имя Розы д'Онофрео ничего не говорило ей, так же как и несколько других имен, упомянутых настоятельницей. Селина зевнула.

— Порой, когда попавшим в беду трудно рассказать свою историю, мы дарим им кукол, — торопливо закончила мать Жозефа. — Но что касается Розы, то мне кажется, именно котенок поможет ей разговориться… — она мягко улыбнулась, но Селина оставалась безучастной, и улыбка сползла с лица монахини. — Словом, если ты дашь Розе коробку, когда мы спустимся вниз…

— Так там правда приготовлен обед или нет? Жареный цыпленок, подливка — ну, все как полагается?

Мать Жозефа поднялась со своего стула. «Яблочный пирог и ванильное мороженое на десерт, как обещали».

Догадываясь, что монахиня встревожена, но не зная причин этого, Селина с кротким видом спустилась за ней по лестнице. Ее вполне устраивало, когда миссия принималась за спасение бренных тел. Горячая пища, чистые простыни, душ и амбулатория — время от времени во всем этом нуждались пропащие обитатели Ист Энда. Но спасение душ — посредством религии или психологии, неважно, — это пустая трата времени и только. Если эта самая Роза не знает, зачем ей жить… Что ж, помоги ей Господь, пусть это будет котенок!

— Ты что-то сказала? — спросила мать Жозефа. Они уже спустились на первый этаж.

Селина передернула плечами. «Не-а». Монахиням не откажешь в проницательности, им ничего не стоит прочитать чужие мысли. Но одного им не понять: вся их блаженная помощь ближнему и гроша ломаного не стоит.

Отыскать Розу среди других женщин на кухне было не сложно: она одна была без монашеского одеяния. Увидев длинные светлые волосы, Селина сразу поняла, что знала Розу д'Онофрео — вернее знала о ней. Когда неторопливые лимузины с затемненными стеклами курсировали по ночному Ист Энду, они высматривали именно такие волосы.