Сигнал скорой помощи — он заметно отличался от вопля полицейской сирены или рожка пожарной машины — заметался эхом между соседними домами.

До приезда в Готам Селина могла сосчитать секунды от вспышки молнии до раската грома; сейчас она прислушивалась к удаляющемуся вою сирены и прикидывала, в какую из крупных больниц везут пострадавшего. Звук удалялся по прямой, стало быть машина не свернула к Главной Готамской больнице. Она ехала прямо через нижний город к университетскому медицинскому центру. Кто там был в ее чреве — тайна, покрытая мраком.

Может монашки отправили Розу в Главную Готамскую? В миссии был свой изолятор. Селина проверила и его, но там находился один единственный страшно шумный, но совершенно безобидный пьяница. Сестры оставили бы Розу в изоляторе, если б не боялись, что она может умереть до утра, а в ночь с субботы на воскресенье реанимационные службы в городе так перегружены, что едва ли откликнулись бы на вызов.

Селина вновь натянула маску. Чем ломать голову над тем, где теперь Роза, лучше проникнуть в офис старой МаЖо и поискать ответ там. Мать Жозефа доверяла Господу, святым заступникам и никому больше. Замок на двери офиса был истинным произведением искусства, но и он быстро сдался тонким стальным отмычкам, которые Женщина-кошка извлекла из потайного кармана на поясе. Она вошла в офис и бесшумно закрыла за собой дверь.

Глаза ее привыкли к темноте — она могла держать телефонную книгу и без напряжения читать с расстояния вытянутой руки.

На столе царил беспорядок — хороший признак; когда она вошла сюда с котенком, стол был неестественно чистым. Заложив руки за спину, Женщина-кошка склонилась над столом, стараясь ничего не трогать.

— Что это?

Почерк у старой МаЖо был словно прописи приходской школы. Каждое словечко будто напечатано; беда заключалась в том, что большинство из них было написано не по-английски. Через минуту Селина решила, что это латынь.

— Даже Папа не говорит на латыни…

Но это была латынь и оставалась латынью, как бы пристально Селина на нее не смотрела. Девушка почувствовала острую потребность сбросить эти бумажки со стола на пол и сломать, раздавить здесь все, что можно. Именно такие побуждения всегда втравливали ее в неприятности. Она тихо согнула пальцы, осторожно вонзив стальные когти в черную кожу перчаток на ладонях.

— Спокойно, — прошептала Женщина-кошка. — Если старая МаЖо пишет на каком-то немом, мертвом языке, это еще не значит, что ты не сможешь выяснить, куда она дела Розу.

На столе матери Жозефы стоял телефон: хлипкая электронная штучка с множеством кнопок и одной мигающей красной лампочкой.

— Спокойно. Думай. Думай.

Стальной коготь дотронулся до ближайшей от лампочки кнопки.

— Алло? Алло? Служба доктора Галлан. Если вы в офисе, сестра, пожалуйста, снимите трубку, — гнусавый женский голос сделал драматическую паузу. — Доктор Галлан просила вам передать, что она получила вашу записку. Она ушла, и мы хотели бы знать, куда она направляется. Она сказала, что вы можете дать номер, по которому с ней можно связаться.

Позвоните нам, — и женщина продиктовала свой номер.

Женщина-кошка улыбнулась, запоминая его, пока аппарат автоматически отключался. Затем подняла трубку и нажала другую кнопку. Послышалась быстрая мелодия из десяти нот. Селина не была музыкальным гением. Она не могла определить высоту звуков, и ей пришлось бы нажимать кнопку повторного набора несколько раз, чтобы запомнить мелодию, но она была почти уверена, что это не был номер доктора Галлан.

На том конце провода послышались длинные гудки — один, второй…

двенадцатый. Женщина-кошка собиралась уже положить трубку, когда телефон ожил.

— Кровь Великомучеников слушает.