— Ничего себе! — поразился боец. — Ладно, ползите в траншею. Там наших полно, разберутся.

Из траншеи выглядывали любопытные. На «нейтралке» творилось непонятное, и всем хотелось досмотреть «представление».

Бойцы спрыгнули в траншею.

— Во! Я думал — немцы заблудились, а это наши! Привет, славяне!

Ну а дальше по уже не раз пройденному пути — к особисту. Их разоружили, отконвоировали.

Особист оказался хмурым капитаном средних лет. Он допросил всех, проверил документы.

— И где этот склад? На карте сможете показать?

— Смогу, — подтвердил Алексей.

Особист развернул перед ним чистую, без пометок карту. Алексей определился, ткнул пальцем.

— Недели три назад начальник склада к своему начальству отправился и не вернулся. Часть караула убило бомбой, вход засыпало. Ну а мы, значит, к своим подались.

— Проверим. А пока — в пехоту.

Сержант отвёл их обратно в траншею, вернул оружие. Бойцы повеселели. Алексей сам думал, что их посадят в камеру или карцер, пока проверка будет идти. Промашку они, конечно, дали с танкистом. Надо было его в плен взять, да пожалел Алексей немца. Сам не знал, доберутся ли они живыми до своих, тут не до немчика было. Однако он приметил, что отношение к нему, Фёдору и Виктору было пока не таким, как к другим бойцам. Их не только не ставили в охранение — не отпускали даже в свой ближний тыл, на ту же кухню. Видимо, не доверяли.

Через неделю Алексея вызвали к особисту. Он шёл в штаб, а у самого сосало под ложечкой, и было неприятное предчувствие.

Постучав в дверь, он вошёл и представился.

— А, Ветров! Садись! Тебе выпал удачный случай реабилитировать себя и своих товарищей перед командованием.

— А что, разве мы в чём-то виноваты?

— А окружение? Почему вы не ушли со своим батальоном? Ты разговор на другие рельсы не переводи! Опять в штрафбат захотел?

— Люди и там живут и воюют.

— Живут, только недолго. Короче, надо нашего человека на ту сторону провести и склад показать. Сможешь?

— Попробовать можно, только линию фронта перейти сложно.

— В корень смотришь. Было бы просто — любого новобранца отправили бы. Мы со своей стороны поможем, организуем артналёт. Согласен?

— А разве у меня есть выбор?

— Ну вот и договорились!

— А обратно-то как?

— Это тебе старший товарищ расскажет, будешь ему подчиняться. В роту не возвращайся, будь при штабе, я тебя позову.

Алексей вышел. В разговоре с особистом его задели слова о реабилитации. В чём его вина? В том, что немцы удачно развивали наступление, и он, помимо своей воли и выполняя приказ командира, попал на склад и, в итоге, оказался в окружении? Так он не один такой, дивизии и корпуса попадали в немецкие «клещи» и окружение. Да чёрт с ним, с особистом и его обидными словами. Не за него он воюет — за Родину, за родителей.

Болтался он у штаба часа два, пока его снова не вызвали.

В комнате особиста находился ещё один человек — мужчина лет сорока, лысоватый, в немецкой форме, с нашивками фельдфебеля на левом рукаве. Алексей внутренне удивился. Перебежчик или наш, из дивизионной разведки? Он и сам ходил в немецкий тыл при «маскараде».

— Познакомься, Алексей, это товарищ Петров. Он будет старшим, подчиняешься ему.

— Есть.

— Сейчас тебя переоденут и покормят.

Его накормили на кухне, и довольно сытно: суп с куском мяса, чего на передовой не было. Потом переодели в немецкую форму рядового, накинув сверху нашу плащ-накидку, чтобы он в глаза не бросался.

— Пилотку сними, — посоветовал ему особист.