И странно, Арден слышал, как с ним разговаривает отец. Он услышал смерть в голосе отца и отдался ему, легко поплыл к нему, все холодея и холодея, пока наконец голоса вообще исчезли вместе со всем, что он знал.
Он слышал песню, сладостную и нежную, видел ангела и собор. А затем собор исчез, как сновидение при пробуждении, но сладостная песня осталась. Мысли Ардена метались между фантазиями и видениями, стараясь отправить песню туда, где ей положено быть. Арден увидел яркую линию и понял, что это свет. Он поднял веки и моргнул от боли. Свет причинял боль его глазам, но ему хотелось увидеть певца. Он увидел женщину, она держала его руку между ладонями и пела так искренне, словно в церкви, и читала по молитвеннику. Он никак не мог вспомнить ее имя, но он помнил ее и помнил ее песню. Он попытался спросить, не ангел ли она, и сам испугался своего слабого голоса. Слова превратились в слабый шепот, едва слышный даже ему самому. Но она услышала его, подняла голову и сжала его руку.
Он вспомнил ее имя.
– Маленький волк, – сказал он немного громче и переплел свои пальцы с ее.
И она улыбнулась. Ее улыбка напомнила рассветную зарю, свет, который внезапно возникает из-за горы и распространяет сияние.
– Вы вернулись, – произнесла она и расплакалась так же неожиданно, как перед тем улыбнулась.
Арден закрыл глаза и почувствовал, как ее влажное лицо прижалось к его руке. Он с удовольствием снова послушал бы ее пение, но у него не было сил попросить. Сон, целительный и глубокий, одолел Ардена, а она крепко держала его за руку, привязывая к жизни.
Глава 24
– Десять дней, приказал доктор, и все десять дней в постели, – объявила миссис Лэм.
Хотя Арден, честно говоря, и сам еще не мог оставить постель, услышав предписание доктора, он вздохнул, закрыл глаза и, скривившись, проглотил микстуру. Большой промежуток времени выпал из его памяти. Арден чувствовал себя слабым, ему хотелось спать, и сейчас, полусидя и опираясь на подушки, он был не против снова лечь.
– Здесь была Зения, – сказал он.
– Была, – подтвердила няня, – и доктор сказал, что она великолепная помощница, умница.
– Где она?
– На Бентинк-стрит, сэр, и если у нее достаточно разума, то спит.
– Когда она придет снова?
– О, сэр, стыдитесь. Не хотите же вы сказать, что она лучшая сиделка, чем Генриетта Лэм? Мадам должна заботиться о своем ребенке, а я буду ухаживать за вами, пока вы снова не встанете на ноги и к тому же не обретете разум, потому что я должна увидеть человека, который не станет делать несчастной жизнь своей жены, которая боролась за его выздоровление.
– Она могла бы взять Бет и расположиться в соседнем номере.
– Фу, неужели вам доставит удовольствие, если она будет смотреть на вас, когда вы все еще выглядите как какая-то драная кошка? У нее есть чистюля и красавчик мистер Джоселин, а на вас, сэр, при дневном свете лучше не смотреть.
– Мистер Джоселин? – отрывисто повторил Арден и раскашлялся.
– Он приходит каждый день и часто остается обедать, – доложила миссис Лэм, бросив на него проницательный взгляд.
– Что здесь такое? – хрипло спросил Арден, приподнявшись в постели, когда миссис Лэм подала ему поднос с разложенной на тарелках отвратительного вида мешаниной разных цветов.
– Рубленая телятина, грушевый пудинг и тушеная репа.
– Я не могу. – Арден отвернулся.
– Мистер Джоселин очень симпатичный, – бурчала она, забирая поднос, – холостой, ему, несомненно, приятно для разнообразия пообедать с леди. |